Шрифт:
Закладка:
Джефферсон продолжал интересоваться размерами американских животных. В 1789 году он призвал президента Гарварда поощрять изучение естественной истории Америки, чтобы "сделать справедливость в отношении нашей страны, ее продукции и ее гения". В середине 1790-х годов на основе некоторых ископаемых останков, вероятно, принадлежавших доисторическому ленивцу, он придумал существование огромного суперльва, в три раза больше африканского льва, и представил своего воображаемого зверя научному миру как Megalonyx, "большой коготь".82
Самой захватывающей научной находкой того периода стала эксгумация Чарльзом Уилсоном Пилом в 1801 году вблизи Ньюбурга (штат Нью-Йорк) костей мастодонта, или мамонта. Пил выставил мамонта в своем знаменитом музее и в 1806 году нарисовал изумительную картину того, что стало, возможно, первой организованной научной эксгумацией в истории Америки. Открытие Пила всколыхнуло страну, и слово "мамонт" оказалось у всех на устах. Один филадельфийский пекарь дал объявление о продаже "мамонтового хлеба". В Вашингтоне "пожиратель мамонтов" съел сорок два яйца за десять минут. А под руководством баптистского проповедника Джона Лиланда жительницы Чешира, штат Массачусетс, в конце 1801 года отправили президенту Джефферсону "мамонтовый сыр" диаметром шесть футов, толщиной почти два фута и весом 1 230 фунтов. Сыр был произведен из молока девятисот коров за одну дойку, причем ни одна из коров федералистов не была допущена к участию. Президент приветствовал этот подарок от сердца федерализма как "вспышку страсти республиканства в штате, где оно подвергается жестоким гонениям".83
Кроме Джефферсона, проблемой экологии Америки занимались и другие. Действительно, порой казалось, что все американское интеллектуальное сообщество было вовлечено в изучение существ, почвы и климата Америки. Родившийся в Шотландии натуралист-самоучка Александр Уилсон наполнил свою замечательную девятитомную "Американскую орнитологию" (1808-1814) исправлениями Бюффона, который, по словам Уилсона, совершал ошибку за ошибкой "с одинаковым красноречием и абсурдом".84 Повсюду раздавались призывы получить информацию об американской среде обитания. Действительно ли климат более влажный, чем в Европе, и если да, то можно ли что-то с этим сделать? Чарльз Брокден Браун бросил писать романы, чтобы посвятить свои силы переводу пренебрежительной "Таблицы климата и почвы Соединенных Штатов Америки" графа де Вольнея, несмотря на то, что лондонский перевод был легко доступен. В примечаниях к новому переводу Браун хотел опровергнуть утверждение Вольнея о том, что климат Америки ответственен за неспособность Америки произвести на свет достойного художника или писателя.85
Священники в таких малоизвестных местах, как Мейсон, штат Нью-Гэмпшир, добросовестно составляли метеорологические и демографические отчеты, а исключительно литературные журналы, такие как Columbia Magazine и North American Review, периодически публиковали погодные карты, присланные от дальних корреспондентов из Брунсвика, штат Мэн, и Олбани, штат Нью-Йорк. В самом деле, измерение температуры стало способом участия каждого в сборе фактов просвещенной науки. В период с 1763 по 1795 год Эзра Стайлз, президент Йельского университета, заполнил шесть томов своими ежедневными показаниями температуры и погоды. Каждый интеллектуал чувствовал необходимость представить какому-нибудь философскому обществу доклад на тему климата Америки. В "Трудах Американского философского общества" за один только 1799 год содержалось не менее шести статей на эту тему.
Все эти записи и все эти измерения температуры показали, что американцы действительно меняют свой климат. Вырубая леса и засыпая болота, они смягчали экстремальные температуры, существовавшие десятилетиями ранее. Если американцы могли изменить погоду, значит, они могли изменить все, что угодно, - так они надеялись.
Посреди всех дискуссий и споров вопрос наконец вернулся к индейцам. Действительно ли климат Америки затормозил развитие единственного коренного народа Нового Света? Пожизненная защита Джефферсоном доблести и добродетели индейцев выросла из этого страстного желания защитить американскую среду от упреков европейцев. Бюффон был неправ, писал он; индеец "не более слаб в пылкости и не более бессилен в отношении своей женщины, чем белый, приученный к той же диете и упражнениям". Разница между коренными народами Америки и европейцами "не в природе, а в положении". Были веские причины, почему индейские женщины рожали меньше детей, чем белые, почему руки и запястья индейцев были маленькими, почему у них было меньше волос на теле; и эти причины, по мнению Джефферсона, не имели ничего общего с почвой или климатом Америки. Для Джефферсона индеец должен был быть "телом и умом равен белому человеку". Он мог с готовностью сомневаться в способностях чернокожих, которые, в конце концов, пришли из Африки, но он никогда не мог признать неполноценность краснокожих, которые были продуктами той самой почвы и климата, которые сформировали народ Соединенных Штатов.86
Преподобный Джеймс Мэдисон, президент Колледжа Уильяма и Марии и троюродный брат знаменитого основателя, возлагал гораздо больше надежд на ассимиляцию индейцев, чем африканцев, в белое общество. Он рассказал Джефферсону о том, что в окрестностях Олбани есть индеец, который за последние два года постепенно побелел. Но он не знал ни одного африканца, изменившего цвет кожи. "Кажется, будто природа полностью отказала ему в возможности когда-либо приобрести цвет лица белого".87 (Конечно, Джефферсон мог бы напомнить преподобному Мэдисону обо всех тех детях рабов, которые становились белее в результате того, что Джефферсон назвал "вечным проявлением самых бурных [имеется в виду грубых или диких] страстей" между белыми плантаторами и их африканскими рабами).88
Индеец, признавал Джефферсон, находился на более ранней стадии развития - на стадии охоты и собирательства; но это происходило не от недостатка гения, а лишь от недостатка культивирования. Но что, если американская среда была достаточно сильна, чтобы предотвратить этот процесс культивирования и утончения? Что, если условия окружающей среды, которые мешали коренным народам развиваться, привели к тому, что пересаженные белые стали более похожи на индейцев? Вместо того чтобы продвигаться по последовательным стадиям цивилизации, американцы могли бы деградировать до более грубого и дикого состояния.
Некоторые американцы считали, что подобный регресс действительно происходил в приграничных районах, где белые отвечали на жестокие зверства индейцев еще более кровавыми зверствами со своей стороны. Рассказывали о "белых дикарях", которые избивали индейских детей, отрезали конечности и отрубали головы своим жертвам-индейцам. Американцы уже давно были страшно увлечены историями о "белых дикарях", о белых людях, которые, очевидно, отказались от цивилизации и переняли скальпирование и другие жестокие индейские методы. В начале Республики это увлечение приобрело особое значение. Продвигалась ли Америка от грубости к утонченности, как надеялись революционеры, или же продвижение на запад на самом деле повернуло процесс цивилизации вспять?89
"То, как