все еще оставался центром общественной жизни. Здесь находились наиболее культурные слои интеллигенции. Здесь (на Путиловском и других заводах) концентрировался цвет рабочего класса. Интерес к политике, к общественным веяниям, являлся стойкой традицией на берегах Невы. Петроградская церковь также очень чутко реагировала на каждое изменение в церковной ситуации. Освобождение патриарха сразу всколыхнуло Петроград.

А. И. Боярский немедленно отправился в Москву, однако его попытки завязать отношения с патриархом не увенчались успехом. По возвращении в Петроград Боярский пытался закрепиться на старых позициях. «Бывший патриарх, судя по высказанному им в печати, — говорил Боярский, — стоит на той же платформе, что и группа «Живая Церковь» (!), и, таким образом, нам придется вести борьбу с ними одновременно. Священник Красницкий полагает, что бывший патриарх может занять определенное положение в церкви, если принесет покаяние в своих ошибках перед нею, мы же утверждаем, что одного раскаяния мало и что дело бывшего патриарха подлежит рассмотрению Собора. Для нас невозможен путь «Живой Церкви», ибо хотя она и стала на революционную политическую платформу, но сохранила при этом в неизменности церковное учение, служение и весь строй старой церкви. Опубликованная в печати инструкция, подтверждающая неуклонное применение декрета об отделении церкви от государства, как нельзя более отвечает желаниям и чаяниям «Союза общин». (Красная газета, 1923, 3 июля, вечерний выпуск, с. 1.) В то время Петроград был твердыней Синода, а А.И.Боярский — церковным «диктатором» Петрограда.

В феврале 1923 года, после ареста епископа Николая и ссылки его в Коми-Зырянский край, Петроградская автокефалия распалась: лишенные руководителей, не имея четкой и ясной платформы, испытывая нажим со стороны властей, автокефалисты вынуждены были отдать обновленцам почти все свои храмы. Только 5 храмов из 123 не признавали ни Собора 1923 года, ни ВЦС. Самым большим из этих храмов был Спасо-Преображенс-кий собор (на Литейном), который с огромным трудом отражал яростные атаки обновленцев благодаря энергии и стойкости настоятеля о. Сергия Тихомирова.

Непреклонным оставался также приход Спасской крохотной церкви, б. домовая церковь Александро-Невского общества трезвости, настоятелем которой был молодой иеромонах Мануил, и три окраинных храма:

Никифоровское подворье, Мало-Охтенская церковь и домовая церковь при убежище для престарелых артистов на Каменном острове. Престарелые артисты вообще оказались самыми закоренелыми «тихоновцами»: они попросту не пустили сюда священника-живца, забаррикадировав церковь. Тень Марии Гавриловны Савиной — основательницы убежища, ревнительницы строгого православия и обрядового благочестия, которое причудливо соединялось у великой артистки с нравами театральной богемы, — реяла над убежищем.

Обновленческая церковь в Петрограде в 1923 году возглавлялась архиепископом Артемием Ильинским. Ничем не замечательный петербургский священник, известный в дореволюционное время как законоучитель гимназии принца Ольденбургского (на Каменноостровском проспекте), владыка Артемий, овдовев, был рукоположен в епископа летом 1917 года. В епископском звании он оставался столь же заурядной фигурой, как и раньше. Примкнув в начале раскола к обновленцам, архиепископ Артемий с января 1923 года номинально возглавлял епархию в сане архиепископа Петроградского и Лужского.

Настоящим руководителем Петроградской церкви был, однако, А.И.Боярский. Совершенно оттеснив живоцерковников, о. Боярский твердой рукой насаждал в Питере СОДАЦ. Личная популярность А. И. Боярского достигла в это время зенита, чему немало способствовала его смелая речь в защиту митрополита Вениамина на суде, куда он был вызван в качестве свидетеля обвинения.

В начале июля 1923 года Боярскому пришлось столкнуться, однако, совершенно новой ситуацией. В этом ему пришлось убедиться 10 июля 1923 года в Александро-Невской Лавре, где он председательствовал на собрании верующих, созванном в связи с освобождением патриарха. Каждое слово Боярского прерывалось шумом и криками. Слова же Боярского «о будущих планах Тихона» были прерваны издевательскими криками:

«Откуда вы знаете — он же вас прогнал?!», хохотом и шиканьем.

Совершенно неожиданно выступил против Боярского и противник «слева» — некий священник Разумовский, жаловавшийся на «притеснения со стороны Петроградского епархиального управления»[49]. Резолюция Боярского, осуждавшая патриарха, была отклонена огромным большинством. Пришлось ограничиться «каучуковой» резолюцией о 2-м Соборе, который должен был разрешить все церковные вопросы.

15 июля 1923 года — к своему престольному празднику — приехал в Петроград В.Д.Красницкий. Его появление ознаменовалось крупным скандалом: когда во время обедни в Князь-Владимирском соборе он появился на кафедре, его встретили оглушительным криком. Несмотря на все попытки, ему так и не удалось сказать ни одного слова. Его священнослужение во Владимирском соборе стало после этого совершенно невозможным. Каждое его слово покрывалось криками: «Мерзавец! Вон! Руки в крови!» В конце концов Красницкому пришлось расстаться с Князь-Владимирским собором: по постановлению Епархиального управления он был переведен в Казанский собор.

В начале августа было опубликовано известное разъяснение заместителя петроградского прокурора Азовского с запрещением поминать патриарха, однако тут же зампрокурора влил в бочку «обновленческого меда» изрядную ложку дегтя.

«Зам. прокурора т. Азовский, — сообщал корреспондент, — добавил, что в некоторых случаях прокурорскому надзору приходится своим вмешательством приостанавливать незаконные распоряжения административной власти по церковному вопросу. Так, например, исполком Центрального района предписал Спасо-Преображенской церкви передать церковное имущество новой живоцерковной «двадцатке». Губпрокурор признал это предписание незаконным и предложил воздержаться от передачи имущества до тщательного выяснения этого вопроса».

(Красная газета, 1923, 8 августа, № 187, с. 2.)

24 июля 1923 года в Петрограде состоялся первый официальный переход храма от обновленцев к патриарху Тихону. 22 июля община Вознесенской церкви (одной из крупнейших церквей, расположенных в центре города) приняла резолюцию о признании патриарха. Настоятель, протоиерей Прозоровский, послал соответствующую телеграмму в Москву.

Летом 1923 года во всех храмах Петрограда прокатилась волна стихийных демонстраций в пользу патриарха Тихона. Демонстрации эти вспыхивали совершенно неожиданно, по случайному поводу, и являлись выражением того настроения, которое владело народными массами в Петрограде.

Характерен в этом смысле инцидент в Пантелеймоновской церкви, сделавшийся предметом судебного разбирательства. Приводим здесь бей всяких комментариев два сообщения об этом инциденте, появившиеся в прессе.

«Вчера, 11 сентября, в Пантелеймоновскую церковь явились два священника, назначенных от «Красной церкви», — сообщала «Красная газета» (1923, 12 сентября, № 217, с. 2), — и приступили к служению всенощной. Тогда толпа тихоновцев, человек в полтораста, находясь внутри церкви, стала громко кричать, требуя от священников, чтобы они прекратили службу и уходили. Другая такая же толпа «платочков» и «картузов лабазного типа» стояла в это время вне храма, на Пантелеймоновской улице и «агитировала», т. е. уговаривала идущих