Шрифт:
Закладка:
Рафат, кстати, дружил с Чингизом Айтматовым. Уже после нашей поездки в Таджикистан, 31 мая 1992 года, он был в гостях у Чингиза Айтматова в Люксембурге, где тот был послом России. Рафат рассказал писателю о нашей поездке, свои впечатления об этнизации социально-политической обстановки в бывших республиках Средней Азии и высказал свои опасения относительно вооруженного столкновения. Для такого человека, как Айтматов, который соединял различные культуры и всегда стремился найти в них общее, объединяющее, эти новые тенденции были шагом назад, выглядели деструктивными. Он сказал, что с большой озабоченностью относится к тому, что происходит в Таджикистане.
Когда в декабре 1991 года мы встретились в Доме правительства с министром промышленности Таджикистана Кошлаковым, он передал Рафату личное послание федеральному министру экономики Германии, вице-канцлеру Юргену Мёллеману с предложениями двухстороннего сотрудничества. Эту просьбу Рафат выполнил, и Мёллеман воспользовался этим письмом, чтобы пригласить министров экономики стран СНГ в Бонн для обсуждения вопросов экономической интеграции. Это совещание действительно состоялось. К сожалению, в дальнейший ход событий как всегда вмешались некие темные силы. Дело в том, что Мёллеман с 1981 года был также президентом Немецко-арабского общества. Весной 2002 года он подверг Израиль резкой критике и выразил солидарность с борьбой палестинцев за свои права против незаконной оккупации арабских территорий, противоречащей международному праву. 5 июня 2003 года Мёллеман, страстный парашютист, совершал прыжок в Марль-Лоэмюле (земля Северный Рейн – Вестфалия), раскрыл основной парашют, но затем отстегнул его. Запасной парашют не раскрылся, и Мёллеман погиб. Как выяснилось в ходе расследования, устройство автоматического раскрытия запасного парашюта AAD было выключено.
Добросердечность и гостеприимство, которые мы почувствовали по отношению к себе со стороны таджиков, были, конечно, связаны не только с тем, что среди нас были иностранцы, да еще благородных кровей. Эти черты были вообще характерны для всех советских людей, в том числе и в Таджикистане. Страшно даже подумать, что случилось с этими людьми спустя несколько месяцев, когда началась кровавая резня. Ясно одно – причины этого кошмара кроются не в советской действительности, даже с учетом ее мелких житейских неурядиц, а в навязанной извне дикой человеконенавистнической идее либеральной демократии, замешанной в условиях Средней Азии на исламском экстремизме.
Я и сегодня, вспоминая то замечательное время, когда мы все жили одной «большой дружной семьей», беру в руки гитару и напеваю строчки Юрия Визбора:
Таджикистан для многих ассоциируется прежде всего с архитектурой Худжанда и Пенджикента, песками и медресе Самарканда, изумрудной водой Искандеркуля, на дне которого покоится Буцефал – любимый конь Александра Македонского. Здесь находится высочайшая Горно-Бадахшанская область, возникшая в том месте, где индийская плита как шилом протыкает Центральную Азию и вздымает до небес хребты Памира. Здесь всегда поражаешься невероятным контрастам: высочайшие горные вершины, сверкающие вечным льдом, и глубокие долины с голубыми озерами, горячее дыхание Самарканда и бурный Пяндж на таджикско-афганской границе. Рельеф здесь постоянно меняется: достаточно сделать шаг в сторону – и тебя уже нет. Работа чекиста в таких условиях не может быть поставлена в привычные рамки и требует высочайшего профессионализма.
Именно здесь, в маленьком кишлаке Манем Шугнанского района Горно-Бадахшанской автономной области, родился почетный сотрудник госбезопасности Давлат Ризобекович Мамадризобеков, прошедший славный путь от оперуполномоченного до генерал-майора, заместителя министра госбезопасности Таджикистана.
Как известно, памирские таджики относятся к самой восточной ветви европейской расы, среди них много светловолосых и голубоглазых людей. Говорят они как на своем языке, так и на государственном таджикском. В Европе к ним ближе всего стоят жители Альп, а в Азии – иранцы. По своим религиозным представлениям памирцы являются исмаилитами – они совершают намаз лишь два раза в день, женщины не носят паранджу, имеют равные права с мужчинами, а мужчины иногда позволяют себе спиртное. Занимаются они в основном животноводством – разводят коз, овец, яков, горных архаров. В меньшей степени – земледелием, выращивая пшеницу, картошку, морковь и лук, а из фруктов – урюк, груши, персики и тутовник.
«В пять лет я лишился родителей, и меня отдали в детский дом, – рассказывает Давлат Ризобекович. – Это было как раз в конце Великой Отечественной войны. Советская власть тогда очень заботилась о Памире. Высокогорные районы имели особое “московское” снабжение. В детдоме нас хорошо одевали, хорошо кормили – включая колбасу, масло, конфеты, чего не всегда можно было найти в других районах республики. В Хороге еще с дореволюционных времен стоял российский пограничный отряд, который сыграл огромную роль в культурном развитии бадахшанцев. Все местные религиозные деятели – халифы и сеиды, – дистанцировались от бухарских властей и религиозных ортодоксальных суннитов того времени, но при этом поддерживали тесный контакт с русскими пограничниками. После революции 1917 года многие пограничники остались служить новой власти, а их жены работали учителями в школах».
В дальнейшем развитие Горно-Бадахшанской области было связано именно с Россией, советскими пограничниками, которые ушли из Таджикистана лишь в 2004 году. «В этом смысле показательна моя судьба, – говорит Давлат Ризобекович. – Ведь кто я такой? Я из маленького кишлака, жители которого в основном работали в своем хозяйстве или батрачили на стороне. О том, что такое электричество, я узнал только в детдоме. Нас было 50–60 детдомовцев, и для нас были созданы прекрасные условия, так что многие потом стали известными людьми – народными артистами, учеными, военными».
Давлат Ризобекович окончил ФЗУ в Ленинабадской области, работал слесарем на Канибадамском консервном комбинате. Потом был призван в армию, служил в Ашхабаде, получив по окончании службы офицерское звание младшего лейтенанта запаса – случай, сам по себе, нечастый.
