Его камера была совсем небольшой. Едва ли в нормальных условиях в ней могли поместиться даже пять-шесть человек, но что-то ему подсказывало, что обычно в эту клетку запихивают минимум раза в три больше людей, чем тому положено. В нос бил удивительно привычный сырой смрад. А из другой камеры исходил тусклый огонёчек. Судя по всему, внутри стоял какой-то фонарь, и кто-то в его свете методично работал напильником, прорезая пустоту комнаты неприятным скрежетом, ещё сильнее вызывающим звон в ушах.

В голове зияла совершенная пустота. Идеальная, чернильная, будто кто-то вынул черепную коробку и щедро вытряхнул её. Между эмпориумом и камерой не было ни видений, ни снов, ни воспоминаний.

Галантий, отсидевшись, когда голова, наконец, перестала кружиться от попыток встать, поднялся, подошёл к решётке и, просунув руки, позвал того, кто работал за стеной:

- Эй, есть кто-нибудь!

- О, ты всё-таки очнулся, - раздался из камеры чуть гнусавый голос. – Я-то думал, тебе крепенько по макушке дали.

Владелец голоса отложил инструмент, слегка царапнувший камень, и сам вышел на свет. Перед глазами предстал типичный дварф-северянин. Ростом едва ли чуть выше пояса Галантия, с одновременно выбритой и взлохмаченной головой, широким лицом и небольшой бородкой с витиеватыми усами. Из одежды на нём была потрёпанная куртка, уже неоднократно вымазанная в грязи и пыли, такого же вида штаны и боты. Словом, в обычной жизни такой элемент вызывал бы разве что презрение.

- Ты кто такой? Смотритель? – Галантий посмотрел на него с высока во всех смыслах. Тот лишь мерил его взглядом, опираясь на горизонтальный прут, проходящий через решётку, а после вопроса изогнул бровь, прочертил глазами линию от своего «сокамерника», если так можно было выразиться, до решётки и протянул.

- Н-да-а-а, кабинет мне полицмейстеры выделили просто-о-орный, - с саркастичным одобрением проговорил он, наблюдая за реакцией эльфа-оборванца, а после спросил, уже не изображая улыбку. – Я похож на местного жандарма?

- Без понятия, на кого ты похож? – он в ответ лишь пожал плечами. – На мой взгляд, ты похож на какую-то прислугу.

- Думай, как знаешь, - дворм ответил на такой выпад абсолютно спокойно. Если уж он был похож на прислугу, то остроухий выглядел как обычный бездомный, месяцами не видевший крыши над головой. Вонючий, облачённый в то, что и одеждой назвать сложно, весь покрытый грязью и собственной кровью. И, если какие-то нищие даже могли вызвать сочувствие к их печальной судьбе, то этот – определённо нет. Ему хотелось разве что плюнуть в морду. – Тебе всё равно тут ещё долго коротать, - дворм уже собирался вернуться к работе, как вдруг эльф переменился и попытался выглядеть более дружелюбно. Даже выпрямился, стараясь придать своему виду хоть какую-то значимость. Правда, вышло так себе, ведь его опять чуть не согнуло в болезненном приступе, и он сжал ладони, обнимая решётчатые прутья.

- Стой-стой-стой. Погоди. Какая информация по мне есть? – и всё же за напыщенностью скрывалось волнение. – Сколько мне здесь сидеть? Чего ждать? Когда покормят, в конце концов.

Заключённый рассмеялся в голос. Его гнусавый смех разнёсся по каменному мешку, отбиваясь от стен. Он стёр проступившую слезу, а после, улыбаясь и сдерживая ещё один прорывающийся приступ смеха, спросил:

- Вот скажи честно, ты умалишённый? Тебе повезло только по одной причине – ты здесь один, потому что ребят из карьера не стали привозить. Там что-то случилось, - чуть осёкся он, но затем, всё также – с улыбкой, продолжил. – Я не знаю, как ты там и что натворил, но те, кто тебя сюда притащил… У-ух, злы они были, что моя тётушка после того, как муж её три банки самогона в одно рыло выхлебал. Мать моя Сагария… Правда, они были очень злы.

- Карьер? – Галантий посмотрел на свои руки, сжал, а после разжал пальцы. – Этим рукам нельзя в карьер.

- А тя никто спрашивать не будет, - дворм покачал головой, чуть поумерив улыбку, но не убрав её окончательно. – Чё скажут делать, то и будешь, иначе чалиться тебе тут вечно.

- Так чего мне ждать? – возмущённо повторил Галантий. – Мне хотя бы можно поесть? Дай ты мне тогда поесть. Уверен, у тебя есть, - логика в его словах имелась.

В отличие от него гном сидел в довольно просторной камере, а не в клетке, и у него даже виднелась койка. Выглядел он в куда более привилегированном положении.

- Откуда? Я такой же заключённый, как и ты, - нагло соврал гном, скорчив удивлённую гримасу. В отличие от тех зачерствевших ломтей хлеба, что бросали остальным пленникам, как своре псов, ему Даркармы выделяли дневной паёк, сопоставимый с тем, что получали солдаты. Конечно, он всё ещё оставался ужасен, но перетерпеть каменные галеты ради собственной свободы было можно.

- Но тебе же приносили поесть. Дай мне того, что осталось, - наглость оборванца в его положении не знала границ.

- Да нет у меня еды, - бросил, закипая, гном.

- А как ты вообще живёшь и чего такой бодрый? – Галантий из простых наглых просьб начал переходить на откровенные наезды. Глупые и бессмысленные. Всё равно их разделяли две решётки. – Смеётся ещё чего-то…

- Слушай, мне-то тут ещё пару дней почалиться всего-то, - хвастанул перед ним гном. Явно с намерением его позлить.

- Ладно, я понял, - эльф потускнел, а затем спросил. – А тебя-то за что упекли?

- Провинился, только и всего, - пожал сокамерник плечами равнодушно.

- Да-да, знаю. Можешь не рассказывать, - вдруг отмахнулся Галантий, заставив его искренне удивиться. – Знаю я про эту систему власти, и про наказания. Ни за что хватают, можно сказать. Мы с тобой – братья по несчастью, - попытался побрататься оборванец, чем свёл удивление к нулю. Дворм оставил его слова без комментариев, лишь ненадолго задумался, закусив губу, а после добавил:

- Ну, ты как хочешь. А я вернусь к своим делам, - и, ни капли не сомневаясь, подхватил оставленный напильник и ушёл вглубь камеры, скрывшись из поля зрения оборванца.

Для Галантия этот жест был оскорбителен. Будто ему плюнули не то, что под ноги, а прямо в лицо. Он искривился в злости и взорвался, бросив вслед:

- Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь!?

- С тем, кого побили, - съязвил в ответ дварф-северянин, заставив вора закипать ещё сильнее.