— А кого вместо? — спросил М. С. Яковлева.

Яковлев: Полно людей, надо только смелее их брать, на то и революция!

Яковлев не посвятил меня, с чем М. С. согласился, с чем нет. Но пошел по своему обычному пути: поезжай, мол, в Волынское, запрись там, никому — ничего! Возьми с собой несколько доверенных, умеющих писать людей, подготовь выступление по ТВ, а там посмотрим.

В ответ я сказал Яковлеву: словом, речь идет о …… (госперевороте).

— Да, — согласился А. Н. — И нельзя медлить.

Яковлев также очень против переноса съезда партии на июнь. М. С. согласился с переносом на совещании рабочих и ИТР в Кремле 18–19 января. Яковлев против потому, что аппарат вместе с «рабочим классом» пошлют на съезд таких, которые свернут шею и Горбачеву, и перестройке. Съезд противопоставит себя парламенту, и начнется хаос… Яковлев вообще за то, чтобы партию сейчас «оттеснить», пусть она идет по пути СЕПГ и КПЧ, ПОРП, т. е. рассыпается или превращается в одну из социал-демократических (ассоциация социал-демократии уже создана в Таллинне под водительством Ю. Афанасьева) и т. д. В партии действительно начинается бунт, но он, как говорят, неоднозначен: в Ленинграде заваруха, в Тюмени прогнали Богомякова, в Волгограде — Калашникова. Везирова в Баку из партии исключил аппарат ЦК. Но кто идет на смену? Молодые и худшие — антигорбачевцы, представители того самого «рабочего класса», от мифологии в отношении которого М. С. никак не может освободиться.

Горбачев колеблется…[324]

Это очень принципиальная запись. Возможно, ключевая для того момента и для тех настроений, которые были тогда в ЦК. Перестройка к тому времени явно забуксовала. Накопившиеся проблемы требовали немедленного решения, иначе — голодные бунты, кровавые столкновения на национальной почве, распад страны, крах всего. Представители консервативного крыла в партии хотели, чтобы все вернулось на круги своя, тогда и страсти улягутся. Либерально настроенная публика выходила на многотысячные митинги и готова была встать под пули, лишь бы не возвращаться в прошлое. Политбюро превратилось в клуб говорунов, не способных на разумные меры. Отсюда — такая категоричность в оценках Яковлевым текущей ситуации и в его рекомендациях Горбачеву.

То, что он предлагал Михаилу Сергеевичу, действительно можно было назвать «госпереворотом». И ведь этот переворот совсем скоро действительно случится, только теперь уже при участии других лиц и с другими последствиями. И республики получат реальную независимость, создав шаткую аморфную структуру под названием СНГ. И многопартийность появится, хотя тоже, скорее, ненастоящая, лубочная. И министерства сократят. И войска из Восточной Европы выведут. И экономика станет якобы рыночной, хотя разве о таком рынке и о такой приватизации мечтал А. Н. Яковлев?

Но Горбачев колебался. И в итоге получил попытку другого госпереворота — в августе 1991 года. Но об этом мы еще поговорим ниже.

Через месяц, в конце февраля 1990 года, Черняев отмечает в дневнике, что имел разговор с Раисой Максимовной и, судя по нему, Горбачев созрел для того, чтобы уйти со сцены. Он устал, вал накатившихся проблем явно сминает его, народ получил свободу и пусть теперь сам решает свою дальнейшую судьбу.

И опять, как всегда в трудные времена, Михаил Сергеевич без конца советуется с Александром Николаевичем. Но и тот устал, тоже все время твердит о своем уходе.

Яковлев каждый день заходит, приносит «размышления», которые у него идут на пару с М. С. Судя по его выводам, Горбачев решился отпочковаться от ПБ (опять с опозданием на год, если не больше) и перенести центр власти «в президентство».

Зачем тогда собирает каждую неделю ПБ — чтобы обсуждать бумаги, из которых выглядывает «смертный приговор» большинству из членов Политбюро?

Яковлев считает, что «они» уже работают против него вместе с армией и КГБ. И паника дует оттуда, и погромные настроения оттуда (чтоб спровоцировать народ на требование железной руки!). Яковлев мыслит, что и Нина Андреева, и совсем одуревший от антисемитизма еврей Евсеев, и Васильев (из «Памяти») — платные агенты КГБ (но не Крючкова, которым манипулирует команда более или менее порядочного Чебрикова). А. Н. показал мне протокол партактива Лубянки — это программа ниноандреевского переворота, упакованная в традиционные фразы (требования к М. С.) и «обещания» навести порядок.

На что же опираться М. С. в такой ситуации? Народ он оттолкнул пустыми полками и беспорядком, перестроечных партийцев — объятиями с Лигачевым; интеллигенцию — явной поддержкой Бондарева, Белова, Распутина; националов — тем, что не дает им полной свободы либо не спасает одних от других.

Упущен шанс… […]

Яковлев все меня спрашивает, когда ему подавать в отставку из ПБ. Я ему говорю: твой уход даст окончательный ответ на митинговый вопрос: «С кем вы, Михаил Сергеевич?» Об отставке Яковлев говорил и с М. С. Сначала Яковлеву предназначалось вице-президентство. Но даже Президиум Верховного Совета саму эту должность не принял. Значит, максимум — член кабинета президента… «В партии (т. е. аппарате, пусть высшем) я не останусь», — твердил мне Яковлев[325].

Твердил. Но, однако, все еще оставался. Да, стал членом Президентского совета, но что это за орган, каковы его полномочия и чем там будет заниматься Яковлев — ответа на эти вопросы не было.

С идеей вице-президентства ничего не вышло. Была смутная надежда на то, что станет председателем Верховного Совета, то есть возглавит законодательную власть, но и тут Горбачев предпочел ему А. И. Лукьянова.

Так и завис в ту пору наш герой — между ЦК и Президентским советом, между прошлым и будущим.

Еще одна запись из черняевского дневника — она сделана 11 мая 1990 года. Сначала Анатолий Сергеевич рассказывает о том, как шеф в разговоре с ним гневно обрушился на СМИ, которые не выказывают должного уважения президенту.

А кончил он эту тираду тем, что, мол, время сейчас всем выбирать, в том числе и сидящим здесь.

Вот так-то… Яковлев опять принял это на свой счет. Вечером приходил, жаловался. «Не знаю, что и делать, уходить, что ль». А почему? Ведь Горбачев пробросил, когда говорил о СМИ: смотрите, говорит, если Медведев что-то попросит у какого-нибудь редактора, тот пропустит мимо ушей, а если Яковлев попросит — сделает. В общем-то, в точку попал, но с подтекстом: Медведев отражает «правильную» точку зрения, а Яковлев сомнительную, приспособленческую, под радикалов.

А. Н. считает, что Крючков шлет на него Горбачеву «направленную» информацию. Может быть, может быть. Крючков действительно вернулся к старой методе давать наверх информацию, которая будет «правильно» воспринята. Например, о замыслах сионистов.