Прощай! Не нужно лишних слов.

Они — дыханье ветра,

Исчезнет их тепло

Под каплями дождя.

Прощай! Нам нечего сказать,

Нас разные дороги

Ведут. И в твоём сердце

Нет пощады для меня.

Струны дребезжали всё омерзительнее, но вдруг толпа разразилась аплодисментами. Менестрелю кричали, чтобы он пел ещё, и Аклариквет, плача то ли от боли, то ли от пережитого ужаса, то ли от счастья, продолжил играть. Его душа свободно парила в звёздной вышине, и никто сейчас не мог помешать ему летать.

— Мелькор, говорят, уничтожил Древа? — вернул на землю незнакомый голос, на сцену ловко взобрался высокий худощавый Нолдо. — Я представляю, как он ухмылялся, творя зло!

Кто-то взрастил деревья, — запел незнакомый эльф, и Аклариквет невольно оценил талант музыканта, — кто-то создал каменья…

Разве сплести интригу — это не акт творенья?

Высятся гордо Древа, чистый свет от них льётся…

Скоро беспечным Эльдар тьму увидеть придется!

Изображать утрированное зло у этого Нолдо получалось просто шикарно, и менестрель Нолофинвэ понял — надо взять его в помощники. Если Арда не погибнет во тьме…

— Высятся гордо Древа там, на холме высоком…

Метко копьё ударит, жизнь изольется соком.

Свет угаснет навеки, мир заполнится мраком…

Мгла разве хуже света? Звёзды блестят так ярко!

— Потрясающе! Продолжай! — закричали зрители, словно вовсе забыв о вероятной опасности.

— Листья дрожат от боли, ствол истекает соком.

Свет сменяется мраком тут, на холме высоком.

Древо трепещет, словно больно ему и страшно…

О, разрушенья сладость! Это поймет не каждый.

Кто решится вмешаться, кто помешать сумеет?

О, торжество злодейства! Нет ничего роднее!

Толпа захлопала, на сцену полетели цветы, Аклариквет попытался подыграть менестрелю, но вдруг их обоих совершенно бесцеремонно подвинула Элеммирэ:

— Отойдите! Мелькора, как и любого убийцу, необходимо предать забвению! Не смейте о нём петь!

Отобрав у «купленного менестреля» арфу и каким-то непостижимым образом её настроив, эльфийка запела. Звёздная тьма заплакала волшебной росой.

— Два невиданных Древа

Светлые Валар создали,

Чтоб первозданным светом

Арду они озаряли.

Ввысь возносятся гордо

До самого купола неба!

Кажется или правда,

Что листва потемнела?

Это страшно представить,

В это нельзя поверить,

Было ведь невозможно,

Чтобы угасли Древа!

Мрак клубится, как туча,

Тьма расползается дымом,

Зло приносит с собою

Ужас невыразимый.

Паникой мир охвачен,

Мечутся в страхе звери.

Вместе волки и зайцы,

Кабаны и олени…

В ужасе бьются птицы,

Мечутся меж стволами,

Крылья ломают о ветки,

Факелы тушат телами.

Тьма весь мир охватила,

Нет от неё спасенья…

Где вы, светлые Валар?

Спасите свои творенья!

Слушая Элеммирэ, Аклариквет снова заплакал. Он понимал — именно его песня, его выход на сцену поддержал и вдохновил других, а значит, всё было не зря, и музыка по-прежнему сильнее тьмы.

Примечание к части

Иллюстрация Беллы Бергольц

https://www.deviantart.com/bellabergolts/art/Illustration-815952248

Под сенью мёртвых Древ

Музыки не было.

Ни в самих Древах, ни в воздухе вокруг них.

Это могло значить только одно…

Дрожащие высокие ноты, пытающиеся сложиться в мелодию, ещё доносились из глубины почвы, но были слишком слабы.

— Я не уйду отсюда! — отчаянно закричала Йаванна, и голос разлетелся испуганными птицами по небу. — Это не просто мои творения! Это мои дети! Они умирают! Ауле! Прошу!.. Сделай что-нибудь! Пожалуйста…

Валиэ прекрасно понимала — сделать ничего нельзя, но не могла смириться. Она гладила черные, словно обугленные ветви, которые отламывались даже от самого лёгкого прикосновения, трогала кору, отслаивающуюся пластами, касалась рассыпающихся прахом листков.

Обняв Лаурелин, чёрную и больше не живую, Йаванна не могла разжать рук.

— Феанаро сумеет помочь тебе и всем нам, — прозвучал колоколом голос Варды Элентари. — Его Камни сродни свету Древ, он спасёт твоих детей.

— За что?! — плакала Йаванна, словно не слыша сестру. — Почему со мной так поступили? Я никогда ничего плохого не делала Мелькору! Я всем прощала вырубку лесов, порабощение плодовых деревьев и съедобных корнеплодов! Прощала охоту и превращение в рабов лошадей! Ауле! Почему ты не защитил меня?! Почему?! Супруг мой!

Варда равнодушно отвернулась. Она смотрела глазами звёзд, как Тулкас тщетно пытается искать след Мелькора, а Оромэ, скучая, вяло отдает приказы своим воинам, создавая видимость кипучей деятельности. В отличие от лишённого разума брата, охотник знал, как обстояло дело.

Взор Варды проникал во дворец, где Манвэ ждал известий и уже разработал сотни тысяч запасных вариантов на случай непредвиденных обстоятельств. Главное — не подпустить до поры до времени к Древам самого страшного тюремщика…

***

С высокого ажурного балкона дворца открывался удивительный вид на Аман, и невольно приходила в голову мысль, что было бы очень интересно увидеть Арду так, как её видят Валар.

— Вот и пришло твоё время, Куруфинвэ, — пронизал насквозь голос Варды. — Ты всегда мечтал явить всему миру своё величие, показать, что ты лучше других. Чувствуя превосходство в уме и таланте, ты хотел быть оцененным по достоинству, а не по зависти. Но величие нельзя проявить в эгоизме. Истинное величие — это великая жертвенность.

— Я должен отдать вам свою кровь, и по пути, залитом ею, вы доберётесь до Мелькора, и сразите его? — зло усмехнулся Феанаро, смотря за изо всех сил изображающим храбрость братом.

Рядом встал Майя Эонвэ, и Куруфинвэ попытался понять, зачем верный слуга Манвэ это сделал. В случае сопротивления набросит цепи? Или наоборот, даёт своим господам понять, что не стоит переходить границы разумного?

— Не делай глупостей, брат мой, умоляю, — вполголоса произнёс Нолофинвэ, но Феанаро снова лишь усмехнулся. Он смотрел, как далеко внизу эльфы, приходящие в себя от шока, опять становятся разумными существами: помогают подняться упавшим, осматривают пострадавших, оказывают помощь, утешают. Используя врождённую способность видеть очень далеко, Феанаро нашел в толпе Нерданель. Она тоже смотрела на него — того, кто когда-то был ближе и роднее даже отца, матери и сыновей. В какой-то момент