Шрифт:
Закладка:
Народ тоже почуял неладное. Гомон умолк, и тишина, о которой так отчаянно мечтал Корнут, теперь не казалась столь блаженной — гнетущая, напряжённая, такую тишину сейчас хотелось слышать меньше всего.
— Ваше Величество, полагаю, нам всем лучше немедленно покинуть это место.
— Перестаньте, Корнут, — раздражённо бросил Юстиниан. — Как вы ещё от собственной тени не шарахаетесь!
— Но…
Король вскинул руку, не позволив договорить:
— Не волнуйтесь, сейчас я их заставлю сражаться!
Солдаты на стенах, успевшие опустить оружие, вновь изготовили винтовки. Прогремел предупредительный выстрел. Осквернённый, первым бросивший меч, задрал голову и пристально посмотрел в сторону королевской ложи, и Корнут мог поклясться, что ощутил на себе полный ненависти взгляд.
В третий раз протяжно завыл сигнальный рог. Диктор пока молчал — пугать народ не самая хорошая идея, лучше пусть люди остаются в замешательстве, чем, охваченные паникой, дружно бросятся к выходу.
— Ваше Величество, я всё же настаиваю, — взгляд осквернённого не давал Корнуту покоя.
— Помолчите уже! — рявкнул король и сжал кулак, отдавая приказ стрелять.
Загрохотали оглушительные залпы. Лаура вскрикнула, выронила бокал и зажала уши ладонями. Трибуны завизжали, заколыхались, некоторые зрители начали стекаться к лестницам, благоразумно решив, что зрелище не стоит такого риска. Осквернённые бросились к частоколу, спасаясь от свинцового града, при этом они не казались растерянными или застигнутыми врасплох. Действуя слаженно, как по команде, гладиаторы подняли щиты, пропуская вперёд тех, кому нечем было прикрыться. Лишь один лучник королевского отряда не успел добраться до убежища, рухнув в песок на полпути.
— Что происходит? — лицо королевы сделалось белее снега. Так и не дождавшись пояснений, она вдруг подскочила и кинулась к перепуганным девочкам, жавшимся к не менее перепуганному юнцу Флоресу.
— Бегут как крысы с тонущего корыта, — брезгливо скривился Шед, наблюдая, как людской поток хлынул к выходу.
Аргус оцепенел, с открытым ртом глядя на арену. Корнут и сам не мог найти в себе силы даже шелохнуться. Вцепившись пальцами в подлокотники кресла, он, едва дыша, смотрел, как огромный выродок, дождавшись окончания залпа, вырвал бревно из частокола, точно цветок с газона, бросил его под ноги соратникам и тут же взялся за следующее. Двое гладиаторов мгновенно взвалили бревно на плечи и потащили к ограде.
— Милостивая Карна! — дрожащим голосом пролепетал Аргус. — Они же идут к трибунам!
— Вот это номер! — Шед присвистнул.
— Выпускайте псов! — проорал Юстиниан начальнику стражи, и тот, молниеносно схватив зелёный флаг, принялся неистово размахивать им.
— Дамы и господа, пожалуйста, сохраняйте спокойствие! — неживой голос эхом разнёсся по Арене. — Для вашей же безопасности оставайтесь на своих местах! Повторяю, оставайтесь на своих местах!
Народ, бушуя, словно Рубиновое море во время шторма, пёстрым потоком ринулся по вомиториумам, дробясь на мелкие ручейки. Верхние трибуны слились с нижними, и вскоре проходы переполнились желающими убраться подальше от опасности. Началась давка. Люди прыгали друг на друга, подминали под себя тех, кто застрял в живом заторе, пробирались по головам менее удачливых соседей к спасительным воротам. Крики боли, возмущения и ужаса заглушил очередной залп. Стреляли только по осквернённым, но от грохота толпа погрузилась в полное безумие.
А вот осквернённых пули явно не волновали. Они уже успели соорудить несколько мостов из брёвен, и теперь, как муравьи, пробирались к трибунам. Корнут облегчённо выдохнул: бояться нечего, толпа раздавит этих идиотов в два счёта, и мечи не спасут.
— Где же эти чёртовы псы?! — крикнул Юстиниан главному гвардейцу.
Тот снова замахал флагом, затем чуть перевалился через перила, что-то высматривая:
— Ворота закрыты. Наверное, заклинило.
— Так расклиньте их, сейчас же!
Начальник гвардейцев жестом подозвал одного из своих подчинённых и принялся ему что-то объяснять. Лаура уже вернулась к своему супругу и напряжённо замерла, сидя с ровной спиной, словно вот-вот готовясь броситься наутёк. Девочек Корнут не обнаружил. Похоже, рисковать ими королева не решилась, поспешив отправить их обратно в каструм.
Старший Флорес старался отшучиваться остроумными комментариями о происходящем, но его маленькие глазки бегали как у вора, стащившего в гостях столовое серебро. Дий нервно промакивал лоб платком, то и дело перешёптываясь о чём-то с Аркарусом.
Стоило осквернённым ступить на трибуны, и началось нечто невыразимое. В лучах палящего солнца засверкала сталь, толпа вокруг гладиаторов начала стремительно редеть. Действовали они быстро и без оглядки, на одном дыхании, стараясь лишить жизни как можно больше свободных. Они остервенело рубили направо и налево, оставляли безобразные глубокие раны на лицах, отсекали руки и головы, взбирались по грудам изувеченных тел, закалывали недобитых, а трупы спихивали вниз, расчищая путь к новым жертвам. Некоторые выродки умудрялись поражать разом по несколько человек, очевидно, взывая к скверне. Рядом с одним скорпионом скопилась гора обугленных трупов, но ни дыма, ни огня Корнут не заметил. Другой убивал свои жертвы прикосновением, во всяком случае, так казалось издалека. Несчастные, охваченные истошными криками и конвульсиями, падали бесформенными мешками у его ног и больше не поднимались.
Солдаты на стенах прекратили пальбу, боясь задеть граждан. Жидкие выстрелы, нацеленные на нескольких оставшихся за частоколом гладиаторов, не давали никаких результатов, но вскоре и они прекратились: на арену наконец-то вырвались туннельные псы. Оголодавшие, возбуждённые человеческим гвалтом и запахом крови, пропитавшим воздух, несколько десятков белёсых тварей, опережая друг дружку, бросились на кучку осквернённых, предвкушая сытный обед.
— Продолжайте обстрел! — проревел Юстиниан начальнику алых львов.
— Но там же люди! — возразил тот, но, заметив перекошенное от злости лицо правителя, повторил сигнал, недавно подаваемый самим Юстинианом.
— Милостивая Карна! — выдохнул Аргус, подскочив с кресла, но тут же плюхнулся обратно, заметив, что никто из присутствующих его порыва сбежать пока не разделял.
Корнут проследил за его взглядом и беззвучно чертыхнулся. Псы, хлеща воздух тощими длинными хвостами и переминаясь на массивных лапах, словно вкопанные застыли вокруг частокола. Один из осквернённых стоял с поднятой рукой лицом к самой крупной зверюге. Какое-то время животное пряло ушами, будто слушая беззвучный приказ, затем, щёлкнув зубастой пастью, покрутило мордой и протяжно взвыло. Вой подхватила вся стая, но стоило осквернённому опустить руку, и оголодавшая свора безволосых туш устремилась по брёвнам на трибуны.
В раскалённом солнцем воздухе стояло удушливым миражом колышущееся марево. На Арене властвовала полная неразбериха, визгливый лай сорвавшихся с цепи чудовищ смешался с истерическими воплями обезумевших от страха зрителей. Псы белёсой кишащей массой растеклись между рядами сидений и вомиториями, бросались на каждого попавшегося на пути, подпрыгивали, хватая за ноги
