Дача сделала это за нее.

Поначалу Блажка подумала, что женщина просто решила покинуть компанию остальных сопляков, но та обошла пруд и уверенно приблизилась к ней. Затем, не более чем в шаге, вынула нож.

Блажкина рука метнулась к одной из катар, что лежала рядом на камнях вместе с поясом.

– Спокойно, женщина! Черт, – проговорила Дача, вдруг замерев и подняв руки. Выглядела она более смущенной, чем встревоженной. – Чтобы вас убить, нужно побольше, чем кусок стали длиной со стручок.

Блажка расслабилась и снова положила руку на колени.

– Видимо, я не так уверена в своей неуязвимости.

– В общем, хотела только обрезать волосы, а не вскрыть горло, – сказала Дача, все еще уязвленная. – У вас уже ежик на голове. Если хотите сохранить эльфийскую прическу, за ней надо ухаживать.

Блажка провела рукой по щетине.

– Не знаю. Не знаю даже, зачем я вообще ее сделала. Сейчас это кажется дуростью.

– Вы хотели почтить память вашего ездока. В этом ничего дурного нет. Пусть у вас будет что-то от него. Ему бы это понравилось.

Блажка почувствовала, как у нее сжались губы. Мед был бы в восторге.

– Хотите, чтобы я это сделала, или нет? – переспросила Дача.

– Да, – ответила Блажка. – Прошу.

Одобрительно скривив рот, Дача подошла и села на корточки у нее за спиной.

Блажка посмотрела на короткое лезвие в ее руке.

– Длиной со стручок, говоришь?

– Вы никогда не трахались с хиляками, – пробурчала Дача, наклонив Блажкину голову. И заскоблила лезвием, ее движения были плавными и уверенными.

– А ты этим уже занималась, – заметила Блажка.

– Я состригла больше овец, чем вы можете представить, – ответила Дача. – И еще кастрировала. А раз или два брила мужчину.

– А кастрировала?

Лезвие продолжало скоблить, но ответа женщина не дала. Закончив одну сторону, она встала и села с другой.

– Ему бы здесь тоже понравилось, – проговорила Дача, и вместе с лезвием Блажки коснулось ее дыхание. – В эльфийской стране.

Блажка старалась не шевелиться.

– Кому? Ты про Меда?

– Мне трудно называть его иначе, кроме как Фадрике, но да.

– Он назвал тебе свое прирожденное имя? – удивилась Блажка.

Дача небрежно хмыкнула.

– Когда я с ним познакомилась, у него было только оно.

Блажка дернула головой так резко, что лезвие вонзилось ей в кожу и Дача выругалась.

– Эй, черт! Сидите смирно! Хотите, чтобы я вам шрам оставила?

– Ты знала Меда? – спросила Блажка, сверкая на нее глазами.

– Полжизни назад, – сказала Дача. И, лизнув большой палец, провела им по Блажкиной голове и прижала к ранке. – Добрею, когда кровь перестанет течь.

Затем с осуждением в глазах уселась рядом с Блажкой.

– Мы работали на одного господина в Гиспарте, – пояснила она. – Я была лет на шесть его старше. И уже давала наиболее симпатичным рабочим рукам мо́кнуть в моей щелке, когда он еще пшеницу косить не научился. К тому же тогда у меня еще не было этого. – Дача указала на шрамы на своем лице. – У меня глаза на лоб чуть не вылезли, когда я увидела его в Отрадной. Он повзрослел, возмужал, потерял руку, но это был он… тот самый мальчик-полукровка, влюбленный в эльфов. Фадрике. Поверить только. Но я восприняла это как знак.

– Знак?

– Что я правильно поступила, когда отправилась искать Ублюдков.

Блажка выдавила улыбку.

– Потому что он ушел за тем же.

– Ну нет. Тот мальчик ушел, чтобы примкнуть к долбаным эльфам. Сюда! В Псово ущелье!

Блажка сомнительно сощурилась.

– Точно вам говорю! – заверила Дача, поднимая руку, будто в шутку принося клятву. – Один из наших сборщиков урожая был ржавокожим. Добрый малый. И работал без устали. Любил рассказывать истории, эльфийские легенды и все такое. Рассказывал всем подряд. Про то, как его народ жил раньше, про орков, которые пришли и все порушили, про то, как мало эльфов соблюдают древние традиции и что они самые гордые, сильные и мудрые из всех остроухих. Он прямо по-заднему любил тех дикарей и говорил, что эльфы забыли, как жить, что цивилизация вынудила их предать свои традиции. И все трещал без умолку!

Дача издала звук, который выражал одновременно насмешку и отвращение. Затем взяла камешек и швырнула в пруд.

– Прошло несколько лет, и слушать его уже никому из нас не хотелось. Кроме юного Фадрике. Он поглощал все и просил еще. Они работали бок о бок целыми днями, и старый эльф молотил языком без умолку, а полукровка никогда не уставал его слушать. Легенды превратились в уроки, и вскоре они общались между собой только по-эльфийски. Мальчуган он был смышленый и быстро соображал.

– Это точно, – сказала Блажка.

– Вы ведь не заплачете, если я продолжу рассказывать? – спросила Дача с тревогой. И не за Блажку.

– Иди нахрен.

Дача удовлетворенно кивнула и выдохнула.

– Так вот, когда у Фадрике только начали расти волосы на яйцах, он решил уйти. Выбрил себе эльфийский гребень и все такое. Собрался найти эльфов, которые жили по старым обычаям, здесь в Уль-вундуласе, как он сказал. Хотел увести старого эльфа с собой, но оказалось, что тот просто бахвалился. Я думаю, его слишком присмирила Гиспарта. А может, он был трусом, который любил поболтать. Не знаю. Но после того, как его приверженец нас покинул, он сам не прожил и года. И Фадрике мы тоже считали мертвым. Уделье, как известно, губило и суровых мужчин, не то что юнца с вытаращенными глазами, который отправился искать Рога. О более дурацком поступке я в жизни не слыхивала. Думаю, он быстро это понял, раз нашел место там, где был, в седле, среди братьев по копыту, и Уделье стало ему таким же домом, как всем остальным. Но все равно у него остался долбаный эльфийский гребень! И если честно, теперь он уже не выглядел так тупо. Он выглядел… не знаю, правильно, что ли.

– Заслуженно, – тихо сказала Блажка.

– Точно. Заслуженно.

Блажка мало знала о жизни Меда до копыта. И сомневалась, что даже Облезлый Змей знал обо всем, несмотря на их дружбу в бытность сопляками и после. Мед никогда не рассказывал о том, откуда пришел. Его мысли всегда были устремлены вперед.

– Ты ему говорила? – спросила Блажка. – Что знала его?

– Не-а. Должна признаться, мне было немного забавно от того, что у меня был этот секрет. Что-то такое, о чем никто не догадывается. Но теперь… мне показалось, пришло время его рассказать. Хотела бы я увидеть его лицо, когда я сказала бы ему, что ушла так же глупо, как он.

– Чтобы найти женщину-вождя? – Блажка тоже бросила камешек в воду. – Это куда более глупо.