В обшарпанной комнате с деревянными стенами площадью примерно пятнадцать квадратных метров основным предметом интерьера была двуспальная кровать, покрытая сильно испачканной и смятой простыней. На полу лежали две грязные подушки, а над кроватью на гибком шнуре свисала голая лампочка. Напоминавший сарай запах сосны и пыли перемешивался с сильным ароматом немытого человеческого тела.

Когда Тайо задернул тонкую занавеску на раздвижных стеклянных дверях, Робин выпалила:

— Я не могу.

— Не могу что? — спросил Тайо, поворачиваясь к ней лицом. Его алый спортивный костюм обтягивал большой живот, от него пахло затхлостью; волосы были сальными, а заостренный нос и маленький рот никогда еще не казались такими крысиными.

— Ты знаешь что, — ответила Робин. — Я просто не могу.

— Это заставит тебя почувствовать себя лучше, — сказал Тайо, надвигаясь на нее. — Намного лучше.

Он потянулся к ней, но Робин выбросила руку, удерживая его на расстоянии вытянутой руки с такой же силой, какую использовала, чтобы не упасть в бассейн для крещения. Он попытался отодвинуть руку, но когда она продолжила сопротивляться, он отступил на полшага назад. Очевидно, у него сохранялась некоторая настороженность к закону за пределами фермы Чапмена, и Робин, все еще полная решимости не уходить из центра комнаты, сказала:

— Это неправильно. Я недостойна этого.

— Я Глава. Я решаю, кто достоин, а кто нет.

— Меня не должно было здесь быть! — Робин позволила себе снова расплакаться и добавила истерические нотки в свой голос. — Ты слышал меня там, в храме. Все это правда, абсолютно все. Я плохая, я гнилая, я нечистая…

— Духовная связь очищает, — сказал Тайо, снова пытаясь оттолкнуть ее сопротивляющиеся руки. — От этого ты почувствуешь себя намного лучше. Давай.

Он попытался заключить ее в объятия.

— Нет, — выдохнула Робин, вырываясь из его объятий и становясь спиной к стеклянным дверям. — Ты не можешь хотеть быть со мной теперь, когда узнал, какая я.

— Тебе это нужно, — настаивал Тайо. — Сядь.

Он сел на грязную кровать и похлопал по месту рядом с собой. Робин театрально заплакала еще громче, ее вопли эхом отражались от деревянных стен, из носа у нее текло, она хватала ртом воздух, как будто была на грани приступа паники.

— Держи себя в руках! — скомандовал Тайо.

— Я не знаю, что я сделала не так, меня наказывают, и я не знаю почему, я ничего не могу сделать правильно, я должна уйти…

— Иди сюда, — сказал Тайо более настойчиво, снова похлопав по кровати.

— Я хотела сделать это, я действительно верила, но я не та, кого вы ищете, я понимаю, что теперь…

— Это говорит твое ложное я!

— Это не так, это я честно...

— В настоящее время ты демонстрируешь высокий уровень эгомотивности, — резко сказал Тайо. — Ты думаешь, что знаешь больше, чем я. Ты не знаешь. Вот почему ты прогнала своего жениха, потому что не смогла усмирить свое эго. Ты учила все это на лекциях: нет никакого я, есть только фрагменты целого. Ты должна подчиниться группе, союзу... сядь, — с нажимом добавил он, но Робин осталась стоять.

— Я хочу уйти. Я хочу уйти.

Она делала ставку на то, что Тайо Уэйс не захочет нести ответственность за ее уход. Предполагалось, что она богата и определенно красноречива и образована, а это означало, что к ней могут отнестись серьезно, если она расскажет о своем негативном опыте пребывания в Церкви. Самое главное, она только что стала свидетельницей того, как известный писатель выходил из комнаты уединения с девушкой, которая выглядела едва достигшей совершеннолетия.

Слабый свет, падающий от лампочки над головой, высветил крысиный нос и грязные волосы Тайо. Помолчав минуту или две, он холодно сказал:

— Ты прошла духовное разграничение, потому что отстала от других новичков.

— Как? — спросила Робин, придавая своему голосу нотку отчаяния и все еще не вытирая нос, потому что ей хотелось казаться максимально непривлекательной для Тайо. — Я пыталась...

— Ты делаешь деструктивные заявления, как тот комментарий о волосах Мазу. Ты не полностью интегрировалась, ты не справилась с простыми обязанностями перед церковью…

— Например? — спросила Робин с неподдельным гневом, каждый сантиметр ее тела болел после долгих дней физического труда.

— Отказ от материалистических ценностей.

— Но я...

— Третий шаг к чистому духом — лишение.

— Я не...

— Все остальные, кто присоединился вместе с тобой, сделали пожертвования церкви.

— Я хотела, — солгала Робин, — но я не знаю как!

— Тогда тебе следовало спросить. Нематериалисты предлагают свободно, они не ждут бланков или счетов. Они предлагают. И вытри уже свой нос, ради бога.

Робин намеренно размазала сопли по лицу рукавом и громко, влажно шмыгнула носом.

— «Я живу, чтобы любить и отдавать», — процитировал Тайо. — Ты была наречена как Носитель даров, как Золотой пророк, но ты копишь свои ресурсы вместо того, чтобы делиться ими.

Когда он произнес это, его глаза скользнули вниз по ее телу к груди.

— И я знаю, что у тебя нет физических проблем с сексом, — добавил он с легкой ухмылкой. — Очевидно, ты каждый раз испытываешь оргазм.

— Я думаю, мне следует пойти в храм, — немного истерично сказала Робин. — Благословенное Божество велит мне петь, я это чувствую.

Она знала, что разозлила и оскорбила его, и что он не верил, что с ней разговаривает какое-то божество. Но он сам проводил семинары в подвальной комнате об открытии разума и сердца божественной силе, и возражая ей, он как бы возражал самому себе. Возможно, его желание улетучилось из-за того, что она намеренно размазала сопли по лицу, потому что через несколько секунд он медленно поднялся на ноги.

— Я думаю, лучше было бы тебе совершить покаяние перед обществом, — сказал он. — Принеси чистящие средства с кухни, свежие простыни из прачечной и наведи порядок в этих трех Домиках для уединения.

Он отдернул занавеску, отодвинул стеклянную дверь и вышел.

Выдохнувшая от облегчения, но в то же время полная страха перед тем, какой вред она могла причинить, отказав ему, Робин на мгновение прислонилась к стене, вытерла лицо, насколько смогла, своей толстовкой, затем огляделась.

К стене в углу был прикреплен кран с подсоединенным коротким шлангом и сливным отверстием под ним. Рядом с дырой на покрытой плесенью половице стояла склизкая бутылка жидкого мыла и лежала грязная влажная фланель. Предположительно, люди мылись перед тем, как заняться сексом. Пытаясь отогнать ужасный мысленный образ Тайо, намыливающего свой эрегированный член, прежде чем присоединиться к ней