Вот несколько парней, расположившихся около столика с закусками, принялись поглядывать на Миру. Они были стройны, элегантны в своих черных фраках и стоячих белых воротничках… и неприятно веселы. Они улыбались, смотря на Миру, и девушка предпочла отойти от них подальше. Станет ли проще, когда начнутся танцы? Вряд ли. Слащавые хлыщи станут терзать ее приглашениями — перспектива так себе… Особенно если учесть, что в своих танцевальных навыках Мира отнюдь не была уверена. А отклонять все приглашения нельзя: прослывешь испуганной провинциальной мышью. Великолепно! Наслаждайся столичной жизнью!

Строго говоря, — улыбнулась себе Мира, — скоро в зале появится хотя бы один знакомый мне мужчина: владыка Адриан. Не прием, а театр абсурда! Я буду знать одного-единственного человека изо всей толпы, и это — император. Говорить с ним, конечно же, нельзя, пока он сам ко мне не обратится…

— Глория! — раздался знакомый голос, и Мира ахнула от радости, увидев подругу.

Бекка Южанка спешила к ней, лавируя между людьми. На ней было шелковое платье цвета слоновой кости, оттеняющее смуглость кожи; изумрудные серьги и колье — в тон зеленых глаз. Предплечье Бекки перехватывала черная лента — в знак памяти о сире Адамаре. Мира тут же обругала себя, что не обвязала руку такой лентой. Правда, она знала Адамара всего час… но он погиб по ее вине. Точней, он остался бы жив, не будь Мира такой дурой.

— Ты хмуришься? — удивилась Бекка. — Если я не ко времени, то исчезну сразу после того, как скажу, что ты прекрасно выглядишь!

Это было правдой. Надо отдать должное чувству вкуса и толщине кошелька графини Сибил: платье, туфли, украшения, даже сеточка для волос великолепно подходили Мире. Она досадливо бросила:

— Это чушь… В смысле, чушь, что прекрасно. И что хмурюсь. Нет, хмурюсь. Все дело в ленте. Тьма, Бекка, не слушай меня! Я провела час в неловком молчании и, кажется, разучилась говорить.

Южанка рассмеялась и поцеловала Миру в щеку.

— Итак, ты в восторге от приема?

— В полном и неописуемом. Спаси меня! Покажи, какой из прудов в саду достаточно глубок, чтобы утопиться. Или, волею милостивого случая, ты прихватила с собой яд?

— О, ты не разучилась говорить, а стала еще красноречивее! Молчание пошло на пользу северной леди. Может, оставить тебя еще на часок, и ты заговоришь стихами?

В глазах Миры сверкнул неподдельный ужас, и Бекка снова засмеялась.

— Идем же!

— Куда? В место, где нас не затопчут? Поверь опыту моих долгих исканий: здесь его нет.

— Все дело в выражении лица. Сделай его таким, будто ты — хозяйка мира, а все вокруг — недостойная плесень.

— Тут у всех такое выражение лица.

— В том и суть! Ты станешь похожа на человека, тебя начнут замечать. Смотрись надменно, и все полезут с тобой знакомиться.

— Вот уж не уверена, что мечтаю об этом…

— Дорогая Глория, мне еще ни разу не доводилось говорить эту фразу, но уверена, что это будет приятно. — Бекка глубоко вдохнула и торжественно произнесла: — Подумать только, когда-то и я была такой, как ты!

— И каково? Ты насладилась превосходством?

— О, это даже лучше, чем я ждала!

От былой скуки не осталось и следа, Мира цвела в улыбке. Бекка взяла у слуги пару бокалов вина, сунула один Мире. Взяла ее под руку, повела вдоль зала, рассказывая на ходу:

— Главное развлечение на светских приемах — глядеть на всех и сплетничать. Любимая игра придворных называется: «А это тот самый…». Сейчас я научу тебя. Видишь даму в красном платье с кринолином?

— Сложно не заметить.

— Это та самая маркиза Ллойд, которая недавно грохнулась с лошади прямо на копчик. Теперь она не может сидеть и носит свое жуткое платье, чтобы была отговорка — якобы, не хочет помять кринолин.

Мира хихикнула, а южанка продолжала:

— Худой мужчина с черными усиками — тот самый граф Рантигар. Он затеял большую войну на Западе и с оглушительным треском проиграл. Потерял больше тысячи воинов, тьму-тьмущую денег, а финального сражения и вовсе не было: когда войска построились друг против друга, граф понял, что шансов нет, и сдался. Зато теперь слывет главным злодеем Запада, и как видишь, он в центре внимания дамочек. Возможно, ради этого и устроил войну.

— А вон тот представительный лорд с гербом на груди и седой бородкой?

— Это тот самый Алексис Серебряный Лис, один из двух военачальников Короны. Он руководит половиной императорской армии, то и дело устраивает всяческие построения, учения, маневры. Еще он прочел все книги, какие только написаны о военном деле, и считает себя лучшим полководцем империи. Сложно сказать, так ли это: Алексис не командовал войском ни в одной настоящей войне. Кроме того, он все еще не женат, и в глазах некоторых девиц он — лакомый кусочек… хотя и чуток подсохший.

— А это, — подхватила Мира, указывая на хмурого священника в сине-серебряной мантии, — тот самый архиепископ Галлард, брат герцога Альмера. Он похож на скульптуру Праотца Вильгельма Строгого работы провинциального мастера. Архиепископ позвал мою матушку побеседовать о церковном сборе, но что-то никак не может отлепить взгляд от ее груди.

— Ты быстро учишься!

Разные люди подходили с приветствиями к Бекке. Подруга представляла их Мире, принимала любезности, раздавала ответные. Вот к ним навстречу направились щеголи во фраках, которые недавно разглядывали Миру.

— А это те самые студенты-бездельники, что портят любой бал, — объявила Бекка, ничуть не боясь, что парни услышат ее. — Они являются в надежде пригласить на танец кого-то из первородных дам, поскольку это их единственный шанс потрогать первородную даму. Правда, на весеннем балу вышел конфуз: один из них перестарался с выпивкой и попытался пригласить архиепископа.

— Это был я, — не без самодовольства заявил один из щеголей. — Виконт Лоуренс из Баунтивилля, к вашим услугам. Миледи Бекка, не представите ли нам вашу спутницу?

— Я — леди, не любящая, когда на нее глазеют, — ответила Мира, — рода Праматери Язвительной.

Отделавшись от нахалов, Мира спросила подругу:

— А вон та сдобная девица из Южного Пути — кто она?

— Ооо! Это — та самая Валери рода Праматери Софьи, юная маркиза Грейсенд. Я упоминала ее, когда мы говорили в саду.