Но тем не менее контакт с Гавриловичем был активно использован нашим Разведупром Генштаба. Когда вызревал вопрос об акции в Белграде, то большую роль в этом сыграла наша военная разведка, в частности Голиков, который встречался с югославскими представителями, тайно прибывшими в Москву.

Особенно нервничал Вышинский. Это было очень заметно, когда я рассказывал о встречах с Гавриловичем перед его официальными встречами с послом. Был даже такой эпизод, о котором он сам мне рассказал. Ведя записи бесед с Гавриловичем, которые направлялись «наверх», он забыл указать ряд важных моментов беседы. Поэтому был вынужден сделать дополнение к ней и отправить его Молотову. Речь шла об изменениях в позиции Югославского правительства.

Думаю, однако, что причиной волнения Вышинского было то обстоятельство, что информация о контактах с Гавриловичем поступала Сталину и Молотову как по линии НКВД, так и по линии Наркомата иностранных дел.

Когда готовился переворот в Югославии, именно мы с Федотовым советовали Вышинскому проинформировать югославские военные круги, чтобы они не давали немцам формального повода для нападения. И действительно, после переворота с нашей и английской помощью, Югославское правительство сразу же заявило о соблюдении всех договоренностей с Германией. Вместе с тем мы несколько перестарались. Меркулов сообщил о будущих событиях в Югославии с санкции Сталина в Коминтерн Димитрову. Югославская компартия сразу же заявила о поддержке переворота. Через несколько часов после того, как военные взяли власть, в Белграде вышли на демонстрацию рабочие с лозунгами: «Да здравствует независимая Югославия!», «Да здравствует Сталин!» Как мы вскоре узнали, это повергло резидента немецкой разведки в Белграде в сильнейший шок.

Возникла пикантная ситуация в оценке обстановки, связанной с работой по Гавриловичу. Формально наркомом госбезопасности был Меркулов. Он осуществлял руководство Разведывательным и Контрразведывательным управлениями. Но как только речь заходила о чрезвычайных вопросах, которые докладывались непосредственно Сталину, Берия вмешивался в работу, как бы отстраняя наркома госбезопасности. Авторитет Берии был непререкаем. Ему сразу же доложили о контактах с Гавриловичем. Меня поразило, что Берия не чувствовал себя абсолютно уверенным и категорически запретил мне и Федотову советоваться с Гавриловичем по тем вопросам, которые он ставит перед правительством. Мы были вынуждены предложить Гавриловичу перейти на оперативный режим каждодневной связи с Вышинским. Было дано указание НКИД принимать Гавриловича и югославов вне всякой очереди.

Складывалось впечатление, что югославы стремятся к полному сотрудничеству с нами. Член югославской делегации Б. Симич, встречаясь с начальником Разведывательного управления Генштаба Голиковым, несколько раз отмечал, что югославы испытывают недоверие к англичанам, которые не смогут оказать эффективную помощь в случае немецкого нападения, и что они склонны работать с нами.

Дверь для тайных переговоров открыта

Сотрудничая с Гавриловичем и зная при этом о его «двойном» имидже, мы, по сути, негласно сотрудничали с англичанами. Это классический пример того, как решались вопросы на Балканах великими державами, пример тайной дипломатии, когда официально мы не считали для себя нужным связываться с англичанами какими-либо договоренностями по поводу политики на Балканах, за исключением известных вопросов в отношении устья Дуная и других международных договоренностей всех заинтересованных стран.

Когда же речь шла о такой важной стороне, как создание потенциального фронта против Гитлера и сдерживание его, мы предпочитали поддерживать с англичанами тайные связи, негласно сотрудничая в вопросе об укреплении антигерманских позиций на Балканах через Югославию. И если бы не было этого сотрудничества, этой интриги с Гавриловичем, то не было бы соответственно тех деликатных отношений с Черчиллем, которые установились позже.

Черчилль тогда сразу смекнул, что взаимопонимание между Германией и Советским Союзом портится, и именно в контексте этого неофициального сотрудничества, когда обе стороны друг другу не признавались в общих целях, которые они преследовали на Балканах, сразу же после югославских событий отправил известное предостережение Сталину о нападении Германии, сочтя, таким образом, что негласный контакт установлен.

Из наблюдений за двойной игрой Гавриловича нам было ясно, что по ряду вопросов, которые я и Федотов задавали ему, например, о возможности будущего военного союза с Югославией, об угрозе ее расчленения, он ставил в известность Белград, прибегая к шифропереписке через английское посольство. Но и мы, и англичане делали вид, что ничего не замечаем, и продолжали плести вокруг этого интригу. Первыми инициаторами нашего сближения были сами югославы. Хотя Гаврилович не питал никаких симпатий к советскому режиму, он пришел к нам сам осенью 1940 года вместе с военным атташе Поповичем. Их интересовал вопрос о поставках советского оружия Югославии. Эти беседы велись неофициально, однако нам было абсолютно ясно, что они выполняют директивы своего правительства, поскольку вслед за этим последовала особенная активность со стороны югославов. Хотя вопрос был очень принципиальным и созвучным с кризисом в Югославии, для нас он был, что называется, обоюдоострым. Мы выступали совершенно четко против расчленения страны, на чем настаивали немцы. Но поскольку югославы сотрудничали с венграми, мы были уверены, что любые наши договоренности о поставках оружия станут известны немцам. Поэтому наше руководство не спешило. Кроме того, появилась еще одна причина: сменился начальник Генерального штаба Мерецков, который первоначально был в курсе этих переговоров.

С Поповичем в тесном контакте была наша военная разведка. Но она не могла вести работу без опоры на контрразведку в Москве, которая обслуживала все эти встречи. При участии такого количества людей вряд ли возможно было все сохранить в тайне. К тому же англичанам очень нравилось поддразнивать немцев. В результате произошел крупный скандал – спровоцированная англичанами утечка в американские газеты о том, что Советский Союз и Югославия ведут тайные переговоры о военном сотрудничестве. Последовало наше опровержение, а за ним большой «нагоняй», который я и Федотов получили от Берии, Меркулова, а затем и от Вышинского.

В марте 1941 года к нам поступили важные данные от близкого к Криппсу корреспондента американских газет в Москве, ярого антисоветчика Г. Шапиро, одновременно работавшего на нас и американскую разведку. Шапиро был авторитетным специалистом по России. НКВД даже устроило ему интервью со Сталиным. После беседы с Криппсом Шапиро доверительно сообщил Федотову, что англичане в случае военного конфликта между СССР и Германией в связи с развитием кризиса на Балканах ни в коем случае не пойдут на мирное соглашение с Гитлером.

Вскоре к нам по поручению Черчилля обратился Криппс с просьбой организовать ему самолет и отъезд для участия в важных ближневосточных переговорах. Появление Криппса в Анкаре и Стамбуле не прошло мимо внимания немцев. Англичане сделали верный вывод о том, что в долгосрочном плане возможно и сотрудничество с Советским Союзом. Это уже было в