Король, который находился в отлучке с конца мая, частично поправился в первые дни июля и впервые узнал о произошедших казнях. Он начал активно поддерживать попытки своего сына и окружающих его людей избавиться от герцога Бургундского и его сторонников. Отца и сына поддерживала разрозненная, но многочисленная и все более организующаяся коалиция людей, которые хотели только мира и порядка. Отношения между герцогом и Дофином окончательно испортились. За последние недели обида на тестя в душе молодого человека переросла в ненависть. Вскоре после выздоровления короля в отеле Сен-Поль произошла безобразная сцена во время бала, который давал Дофин. Элион де Жаквиль, разделявший пуританизм, свойственный большинству политических экстремистов, вошел в апартаменты Дофина в разгар веселья, упрекнул его в том, что он бесчестит титул сына Франции своими "беспутными танцами", и начал оскорблять его гостей. Дофин вытащил кинжал и трижды ударил Жаквиля в грудь. Гарнизон дворца из парижан выломал двери и ворвался внутрь, с мечами наголо, чтобы защитить его. Герцог Бургундский прибыл как раз вовремя, чтобы предотвратить резню. Что касается Жаквиля, то он выжил только благодаря кольчуге, которую он носил под одеждой. Бал был сорван, а у Дофина случился серьезный приступ, он упал на кровать и закашлялся кровью.

Тем временем мясники и их союзники усилили свою хватку на жизни в столице. Масса "чрезвычайных" комиссий продолжала свою работу со строгим и навязчивым рвением. Существовали комиссии по реформе администрации, по чистке государственной службы, по восстановлению королевских финансов, по суду над узниками Лувра и Консьержери, по конфискации и распродаже имущества подозреваемых арманьяков, по вымогательству денег у парижан, считавшихся богатыми или несимпатичными режиму. С марта по июль было создано еще не менее двух десятков комиссий, большинство из которых были востребованы и в основном укомплектованы кабошьенами. Постоянный поток беженцев, спасавшихся от насилия в Париже, превратился в наводнение. Герцог Беррийский, семидесяти трехлетний и слабый здоровьем, оказался покинутым своими придворными и друзьями и остался один в Нельском отеле. Он был вынужден укрыться со своим врачом в монастыре Нотр-Дам, все еще нося белый шаперон, наброшенный на него толпой. "Как долго мы должны терпеть тиранию этих злых людей?" — жалобно спрашивал он своего товарища по несчастью Жана Жувенеля[430].

* * *

Усиливающаяся угроза со стороны англичан усугубляла проблемы Иоанна Бургундского. В начале марта 1413 года он лично возглавил оборону Франции от англичан[431]. Но было очевидно, что он ничего не может сделать, чтобы остановить их. Некоторые люди, помня о вторжении графа Арундела, сомневались, действительно ли он хочет этого. Через день или два после нападения на Новый отель ведущие политики Университета тайно собрались в комнатах Эсташа де Павилли в монастыре кармелиток. Это была взволнованная и разобщенная группа людей, единственным общим чувством которых был страх перед Англией. Испугавшись за будущее Франции, династии и общественного строя, они решили посоветоваться с группой отшельников, мистиков и святых женщин. Все эти провидцы считали, что видят в происходящих событиях предвестие смены династии. Некоторые считали род Валуа проклятым. Одна из них рассказала о своем видении, в котором она увидела чудовищный образ короля Англии высотой с башню Нотр-Дам, восседающего на престоле перед собором в окружении чернокожих аколитов и отлученного от церкви короля Франции. Юрист Жан Жувенель считал, что настоящая проблема кроется в разногласиях между принцами. Без прочного мира между ними, заметил он с удивительной прозорливостью, они будут торговаться друг с другом за английскую поддержку, и Франция будет обречена[432].

Эффект был виден уже на границе в Гаскони, где англичане начали использовать междоусобицу во Франции при молчаливой поддержке недовольных арманьякских принцев. Герцог Кларенс к этому времени вернулся в Англию с большей частью своей армии. Но Томас Бофорт, граф Дорсет, остался в Гаскони в качестве лейтенанта с 240 английскими латниками, 1.000 лучниками и большим отрядом гасконцев, воодушевленный свидетельствами возрождения успехов английского оружия. Дорсет был агрессивным капитаном, который хорошо использовал самую большую англо-гасконскую армию, действовавшую в герцогстве с 1370-х годов. Его отряды продвигались вверх по Дордони в Перигор, захватив важный замок Бирон. В марте они пересекли Жиронду, осадили французский замок Тальмон в устье реки, захватили мощную крепость Субиз в устье Шаранты и заняли большую часть прибрежной области Сентонж и Пуату. В мае Дорсет действовал в графстве Ангулем, на территории орлеанистов, с 5.000 человек. В июле он готовился к осаде Монтандра, одной из главных крепостей на восточном берегу Жиронды. Сопротивление ему на местах практически отсутствовало. Многие из небольших городов добровольно открыли ворота в обмен на обещание освободить их от изнуряющих налогов, которые из года в год налагали французские командующие на границе. Ла-Рошель, единственный значительный французский порт к югу от Луары, оказался под угрозой[433].

Французское правительство беспомощно взирало на это со стороны. Маршал Бусико с марта находился в Лангедоке, пытаясь набрать армию для сдерживания англичан. Но он ничего не мог сделать без все пронизывающих местных связей домов Альбре и Арманьяк, которые были основой французских военных операций в регионе на протяжении более чем сорока лет. В мае 1413 года Жак д'Эйли приехал на границу с инструкциями остановить продвижение англичан и оттеснить их к Жиронде. Но и у него ничего не вышло. Его усилиям активно мешали офицеры Карла Орлеанского и Иоанна Беррийского, главенствующих территориальных магнатов региона. Капитан Карла в Шатонефе, гарнизон которого контролировал один из главных мостов через Шаранту, позволил английской армии без сопротивления пересечь реку, а затем объединился с ней, когда она продвинулась в северную часть Сентонжа. В ответ английские командиры старались не нападать на владения Орлеанского дома и его сторонников. Во время похода в Пуату местные чиновники Иоанна Беррийского позволили англичанам свободно покупать припасы. Жак д'Эйли обратился к двум главным офицерам Иоанна Беррийского, Арно-Гийому де Барбазану и Жану де Торсе. Арно-Гийом был уроженцем Бигорра и протеже Людовика Орлеанского, перешедшим после его смерти на службу к герцогу Беррийскому. Он был маршалом Пуату и капитаном крепости Люзиньян. Жан де Торсе был владельцем нескольких пограничных замков и сенешалем герцога в Пуату. Оба они сидели сложа руки, отвечая уклончиво на письма Жака д'Эйли и отказываясь снабжать его войсками или даже впустить в свои замки[434].

В Париже ответом на эти неудачи стала новая волна репрессий, поскольку кабошьены уже считали себя