Высокую ограду вокруг самой большой битумной ямы снесло ветром; блестки песка, белого с черными пятнами, покрывали поверхность озера, из которого пытался выбраться огромный бетонный мастодонт. Томми помчался вдоль берега к восточному краю парка. Мимо скамеек с ободранной краской, на которых по субботам с самого утра старики играли в шашки, мимо длинных дорожек, по которым еще долго не будут кататься на роликах по воскресеньям.

Вдруг Томми почувствовал удар в поясницу. Чья-то рука вцепилась в куртку, едва не сдернув ее с плеч, и грубо швырнула его на землю.

Он лежал, пытаясь вдохнуть, и в голове пронзительным сигналом тревоги звенело: «Не дай им укусить тебя! Не дай, не дай, не дай!» Он выронил баллончик со спреем, а когда поднял голову, увидел двух здоровенных парней, стоявших над ним и ухмыляющихся в предвкушении расправы. Сбивший Томми с ног чикано с тяжелой челюстью, густыми бровями и спадающими на лоб грязными черными волосами был одет в забрызганную кровью синюю рубашку. Он заметил баллончик у себя под ногами и пинком отбросил его в битумное озеро, где тот и утонул, подняв шквал пузырей. Когда чикано подошел к Томми, глаза его уже затуманились от предстоящего удовольствия.

Но едва лишь вампир потянулся к Томми, из темноты вылетела длинная цепь и треснула чикано по лицу. Он с яростным ревом упал на колени. Второй вампир, костлявый темноволосый парень с жидкими усами и козлиной бородкой, развернулся лицом к нападавшему. Цепь просвистела в воздухе и угодила ему в висок. Он пошатнулся и уже хотел броситься вперед, когда увидел, кто его ударил.

Сердце Томми подскочило и снова упало в тошнотворную глубину. Бык Тэтчер, с трехфутовой цепью в руке, встал между ним и двумя вампирами. Томми успел разглядеть бескровное, жуткое лицо грозы школы Фэрфакса.

– Вы на моем поле, – с угрозой сказал Бык. – Я здесь охочусь. Валите отсюда!

– Это наша добыча, понял, ты… – начал чикано, но умолк, снова получив свистящей цепью по лицу.

– ВАЛИТЕ ОТСЮДА! – проревел Бык.

Отчаянно дрожащими, дергающимися, словно марионетка, руками Томми начал стаскивать рюкзак со спины.

– Валите отсюда, оба! – повторил Бык. – Я проголодался и забираю эту добычу, понятно?

Вампиры возмущенно переглянулись, но отступили, когда Бык взмахнул цепью и хлестнул, словно плетью, по земле.

– Мы тебя достанем! – крикнул чикано. – Когда ты уснешь, мы с тобой разберемся!

Бык сделал пару шагов вперед, раскручивая цепь над головой, и вампиры убежали. Томми снял рюкзак, вскочил на ноги и бросился в обратную сторону. Бык Тэтчер с вызывающей ухмылкой проследил за вампирами, пока те не скрылись из вида, а затем обернулся к своему трофею. Бегущий вдоль берега озера Томми услышал его разъяренный крик и вздрогнул. Он расстегнул карман и сунул туда руку. Бык Тэтчер гнался за ним быстрее ветра. На лице у Томми выступил пот, он слышал, как тварь приближается к нему, но не отважился оглянуться.

Цепь просвистела над его правым ухом, он пригнул голову, развернулся лицом к Быку и вытащил разделочный нож, крепко зажав его в кулаке. Бык не успел остановиться, а Томми уже бросился на него и со всей силы воткнул нож между глазами вампира. Бык потерял равновесие, пошатнулся и упал спиной в битумную яму. Вокруг его тела мгновенно забурлили пузыри. Он замахал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться.

– НЕ-Е-ЕТ! – проревел он, словно обезумевший дикий зверь. – НЕТ! Я НЕ ДАМ ТЕБЕ…

Вода вместе со смолой хлынула ему в рот. Он начал погружаться, лоб его перечертили густые черные смоляные полосы. Бык закричал, отчаянно барахтаясь, но смола прочно держала его, и он понимал это. Разделочный нож торчал у него во лбу, но кровь из раны не текла.

Томми понимал, что другие вампиры услышат крики и вернутся. Он снова припустил вдоль озера, забросив рюкзак на подрагивающие плечи. Его тошнило, ему хотелось закричать, хотелось заплакать, но времени на эти детские глупости у него не было. Оглянувшись, он увидел, что голова Быка исчезла, и крик забурлил в его горле.

Томми продолжал бежать, хотя каждый вдох отзывался сильнейшей болью. Выскочил из парка и помчался на север через Третью улицу и дальше по темным, тихим жилым улочкам, где даже малейшего намека на движение хватило бы, чтобы он заскулил от страха. Потом пересек бульвар Беверли, по-прежнему направляясь на север. Песок хлестал по лицу; если бы не очки, он бы давно ослеп. Легкие пылали, и теперь он сознавал, что долго не продержится. Самая трудная часть пути лежала впереди – главная артерия Голливуда. Томми не сомневался, что и здесь его поджидают вампиры. Сколько их может тут быть? Десятки? Сотни? Тысячи? Он проскочил Мелроуз-авеню и начал забирать к северо-востоку, но увидел движущиеся тени и нырнул под какую-то живую изгородь, чтобы переждать, пока они пройдут мимо. Потом заставил себя двинуться дальше, пошатываясь от усталости, по задним дворам и переулкам. Порыв горячего ветра ударил в него и чуть не вышиб из легких последний воздух. Голова закружилась, он споткнулся обо что-то, едва не упав, и только три шага спустя сообразил, что это, вероятно, был труп.

И тут над головой Томми раздался рев:

– Я вижу вас, отродье дьявола! Легион Люцифера!

Что-то громко затрещало прямо над ухом, а потом как будто товарный состав сбил Томми с ног и прогрохотал дальше, размазав его по песку.

IV

– Мальчик! – вскрикнула Джо, вглядываясь округлившимися глазами в темноту за окном. – Этот маньяк застрелил мальчика!

Палатазин подошел к ней и выглянул в окно. Маленькое тельце лежало, уткнувшись лицом в песок, прямо перед домом. Сначала Палатазин подумал, что мальчик мог оказаться вампиром, но если так, то одна пуля его не остановила бы. Помедлив немного, Палатазин с гулко бьющимся сердцем вытащил свой тридцать восьмой из кобуры.

Джо испуганно посмотрела на пистолет:

– Что ты задумал?

– Возможно, мальчик не умер. Нужно выйти и проверить.

Он прошел мимо нее к двери, а Гейл сказала с дивана:

– Ради Христа, будьте осторожны!

Палатазин кивнул, выскочил за дверь, но тут же отшатнулся от раскаленного дыхания ветра. Песок жалил глаза, и пришлось подождать секунду-другую, прежде чем он смог хоть что-то разглядеть. Палатазин спустился с крыльца, ладонь, сжимавшая тридцать восьмой, уже вспотела. Любое движение в окнах притихшего дома не укрылось бы от его внимания, но пока он не мог определить, где