Фрейд считал, что в той или иной форме садизм составляет неотъемлемую часть любого сексуального влечения. Согласно гипотезе Фрейда «в стадии оральной организации желание любовного обладания совпадает с желанием уничтожения его побудительной причины, в стадии анальной организации происходит отделение первого желания от второго, и, наконец, в рамках третьей, гени-тальной стадии любое насилие исчерпывается лишь разделением ролей при половом контакте. При прохождении этих стадий, садизм все более оттесняется из „Я“, открывая путь человеческому либидо. Если же подобного оттеснения не происходит, взаимоотношения полов строятся в логике бесконечной любви-ненависти».

Интерпретация личности садиста, таким образом, все более отдаляется от натурализма, обосновывающего любую критику в его адрес посредством обвинений в физической неполноценности, противоестественности и аномальности. По мере того как натурализм все более утрачивает свои позиции, становится ясно, что садистский комплекс представляет собой не просто банальную перверсию, весь смысл которой лишь в том, чтобы получать удовольствие путем нанесения ущерба другим. Данный комплекс оказывается многогранным и по-своему противоречивым явлением, предполагающим устремленность к видоизменению всего, что кажется нормальным и естественным. Однако, как ни парадоксально, подобная устремленность заставляет человека оставаться верным всей совокупности проблем обретения естества и соответствия нормам.

Загадка садиста не в его потребности доставлять боль, но в свойственном ему желании признать ее нормальной и естественной. Садист ранит не чем иным, как своими попытками превратить и приносимую им боль, и боль вообще в нечто само собой разумеющееся. Именно эти калечащие других действия оказываются способны по максимуму снабдить любое наслаждение горьковатым привкусом болезненных ощущений, что, собственно, и составляет наиболее важную отличительную черту садизма.

Лечение садизма и мазохизма

Хотим привести вам мнение компетентного сексолога, который на протяжении многих лет занимается проблемами садизма и мазохизма.

«Мнение, что алголагния, или наслаждение болью, в любой из ее двух форм является наследственной, основано на крайне сомнительных предпосылках. Ни садист, ни мазохист не отмечены никакими физическими отличительными признаками, наличие которых могло бы указывать на какие-либо наследственные или врожденные факторы. Крайне сомнительно также, чтобы особенности их психики и специфические наклонности носили наследственный характер. Правда, что жестокость присуща большинству детей, однако, как проницательно заметил В. Стекель, „в действительности ребенок не может быть изначально жестоким, поскольку, что такое жестокость, он еще не осознает“. Это всего лишь проявление зарождающегося и, возможно, бессознательного стремления к власти. Эта поведенческая черта, конечно, ни в коем случае не представляет собой садизм, но при определенных условиях может в него трансформироваться. И точно так же пережитый опыт жестокого обращения со стороны сверстника или, что более вероятно, взрослого может превратить ребенка в мазохиста. Именно порка, которую г-жа М. Лам-берсье (Mme. Lambercier) выбрала методом воспитания юного Руссо, привела, по его мнению, к тому, что мазохизм стал определяющей чертой его жизни в зрелом возрасте. Есть, похоже, основания полагать, что извращенные сексуальные наклонности А. Суинберна развились в нем, как отмечал Джордж Лафоркейд (Georges Lafourcade), в результате телесных наказаний, которым он подвергался в Итоне. Садизм и мазохизм в последней стадии, когда они принимают форму открытого проявления, возможно, неизлечимы. Никакая мера наказания помочь здесь не может. Пожизненное тюремное заключение под надлежащим наблюдением может такие наклонности подавить, но это отнюдь не означает ни излечения, ни перевоспитания. Его следует рассматривать лишь как защитную меру. Ибо любой метод борьбы с такими отклонениями от нормы должен включать в себя профилактическое или упреждающее лечение. Другими словами, необходимо предотвращать проявления подобных извращений или обрывать их на самой начальной стадии, пока они не приняли активную форму.

И вот именно здесь мы находим важнейший и очень сильный аргумент против использования любых форм жестокости и пыток в качестве судебного наказания несовершеннолетних и взрослых преступников или как воспитательной меры в сфере детского образования. Применение телесных наказаний и детей и взрослых представляет собой по этой причине крайне опасную процедуру. Какие бы меры предосторожности ни принимались, неизбежно существует возможность развития и обострения уже имеющихся садистских или мазохистских наклонностей либо пробуждения и стимулирования потенциальной тяги к наслаждению болью в том, кто порет, или в том, кто порке подвергается. Не учитывать подобный риск недопустимо. И тот факт, что в ходе почти всех обсуждений доводов за и против телесных наказаний этот аспект упорно игнорируется, нисколько не умаляет его первостепенной важности и значения. Человек, хлещущий «кошкой», вполне может оказаться садистом, получающим наслаждение от этого занятия. Но даже если это не так, над ним висит угроза превратиться в садиста. Такая трансформация не является неизбежной, он может в случаях force majeure исполнить порученное ему дело против своей воли, однако, когда это превращается в практику, то, несомненно, приводит к развитию если не садистских наклонностей, то уж наверняка равнодушия, черствости и бессердечности, которые можно назвать открытой жестокостью. Свидетельств тому существует множество. При ближайшем рассмотрении применение любой формы физических пыток есть преступление со стороны государства. Оно либо становится соучастником актов жестокости и садизма, либо создает условия для их осуществления. И в том и в другом случае вся вина ложится на государство. Профилактическое лечение садизма и мазохизма и другие превентивные меры должны предусматривать отказ государства от применения телесных наказаний, а выявленных закоренелых садистов надлежит подвергать строгой изоляции».

ГЛАВА 6. ПСИХОТЕРАПИЯ СЕКСУАЛЬНЫХ РАССТРОЙСТВ

ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ ПСИХОТЕРАПИИ

Подлинно гуманная медицина отличается последовательным проведением принципов, в соответствии с которыми врачи в лечении и профилактике подходят к пациенту именно как к человеку со всеми его особенностями, со всем его своеобразием. Человек рассматривается не только как организм, но и как сложившаяся в определенных социальных и бытовых условиях личность. Личность, психика могут не только страдать от болезни, но и становиться существенным фактором в возникновении и течении болезни. Лечение человека без учета его психоэмоционального состояния, чем бы он ни болел, не может быть полноценным и никогда не приведет к полному выздоровлению.

Психотерапия — это специфическая форма лечебного воздействия на личность больного. Психотерапия должна строиться на строго научной основе. Но это, конечно, не исключает роли интуиции, основанной на знаниях и опыте врача при проведении психотерапии, не освобождает от необходимости творческого отношения к применяемым и хорошо изученным методикам и принципам психотерапии. Психотерапия является не только медицинской наукой, но и искусством. Психотерапия влияет не на отдельные стороны личности больного, а на единую целостную личность, специально учитывая все ее особенности, которые играют наиболее важную роль в этиологии, патогенезе и