было никакой дружбы. Ничего не было. Просто путь безумцев, путь обреченных. Но тут же одергивал себя: если Ларт спасся, то имел полное право не лезть в Бастион, где его ждала неминуемая гибель. Иногда ради спасения жизни друзей надо их отпускать, а не тянуть за собой.

Но если бы хоть кто-то четко сказал, куда и как мог направиться Ларт, ведь там, возле гор, скитались недобитые ящеры из разоренного гнезда, а еще караульные, которые не слышали приказов жрецов. Или еще какие-нибудь неведомые твари. Словом, сотни опасностей ждали подкошенного раной воина, оставленного к тому же без меча. А тут еще лиловый твердил что-то о смерти, и становилось совсем невыносимо.

«Ты еще стихи мне будешь читать. Ты, лиловый… Лучше бы сказал прямо, что вы с Двенадцатым натворили с нашим миром и как это все исправить, – гневно вопрошал Рехи. – И не смей упоминать Ларта! Он не твой, а мой. Мой Ларт! И где он теперь? Где, к ящерам вас всех! И где я… Кто я? Проклятье, мысли путаются. Опоили меня чем-то, опоили».

– Как чувствуете себя, Страж? – осведомился Вкитор ранним утром, согнувшись в раболепном поклоне, как и всегда. Будто нравилось подагрическому старцу мучить себя лишними движениями. Рехи уже привык и находил даже забавным эти нелепые упражнения.

– Неплохо, – кратко бросил он, свешивая ноги с каменной постели, накрытой мягкими шкурами ящеров. Он уже сам одевался и начинал понемногу шевелить пальцами, кожа на которых словно окаменела и не позволяла держать что-то тяжелее плошки с кровью. Больше жертв не приносили, но кормили сносно. Каждый из служителей отдавал немного своей жизненной силы.

– Это очень хорошая новость, – обрадовался Вкитор. – Я сообщу Верховному Жрецу Саату.

Что именно сообщил Вкитор, Рехи не узнал, но выяснилось, что перед встречей с Верховным Жрецом ему предстоит омовение. Опять ненавистная вода! Впрочем, после безумного побега с раненым Лартом, когда он чудом пересек полноводную реку, Рехи перестал бояться неглубоких бассейнов и колодцев. К тому же служители и служительницы оказались очень аккуратными и не беспокоили раны. Рехи по-прежнему не испытывал к суетящимся вокруг него созданиям ничего, кроме презрения и, как ни странно, чувства превосходства. Откуда оно только взялось?

Рассказывал старый адмирал, что в древние времена эльфы верховодили людьми, брали их в рабство, а чуть позднее держали в качестве крестьян, нагружая самой неприятной работой. Позднее случились восстания и бунты, люди требовали «равных прав» – вот такое опять мудреное слово. И рабы успешно добились своего, настолько успешно, что с течением веков люди и эльфы основали свои королевства. Сперва ненавидели друг друга, воевали, а потом все начало постепенно меняться.

К временам, в которые случилось Падение, уже и не осталось различий, но войны не закончились, для них нашлись другие причины. И куда уж канули королевства тех эльфов, которые не пришли на помощь королю, Мирре и лиловому, оставалось только догадываться. Может быть, провалились в разлом или утонули в море. Но адмирал всегда говорил, что не держит зла на людей, даже больше – скорбит, что его племени теперь приходится выживать на горячей крови тех, кого раньше называли братьями.

«Значит, рождались и у них полукровки. Но не ели сырого мяса. Ах да… ведь и эльфы не пили кровь», – заключил Рехи. Уже к концу купания он понял, что небрежение проистекает не из его принадлежности к расе эльфов, потому что среди служителей культа нашлись и эльфы. Одну из его народа даже привели для увеселений, но Рехи отказался. Слишком эта девчонка напоминала Теллу – такая же забитая, но с тайной злобой на дне темных змеиных зрачков. Или не забитая, а скрытная?

– Если ты не с ними, я кое-что тебе покажу, – шепнула она тихо. – Возможно, именно о тебе она спрашивала…

– Кто… – начал Рехи, но девушка вдруг затерялась за спинами жрецов. Безумная надежда внезапно пронзила сердце, пронеслась от головы до кончиков пальцев, где кожа зудела и отзывалась покалыванием от любого сильного чувства.

«Она спрашивала… Она… Она!» – застряла в голове единственная фраза. Рехи думал об этом происшествии и не запомнил, как его облачали в неудобный темно-фиолетовый балахон. На рукавах вилась удивительно искусная золотая вышивка, на спину лег особым образом повязанный шарф.

– Ну что это за платье… – пробормотал Рехи, вертясь в непривычной одежде.

– Одеяние смирения и открытости миру, – поправил Вкитор.

– Да уж, в таком точно смирным станешь, – фыркнул Рехи. – За подол двумя пальцами не надо держаться? А то я в снах видел, как девицы на балах придерживали юбки.

Но роба на самом деле доходила только до щиколоток и не мешала достаточно быстро передвигаться. К тому же просторные рукава почти не задевали кожу и не стягивали запястья в отличие от дубленых туник из шкур ящера. «Да это же ткань! И новая ткань. Они умеют делать ткани», – понял Рехи, оценивая наряд и больше не возмущаясь, пока его вели по коридорам знакомо-незнакомого дворца.

– Мы пришли! – протянул Вкитор возле кованых дверей, которые по взмаху костлявой руки быстро отворились. И взору предстал властитель Последнего Бастиона.

Рехи ожидал, что Верховный Жрец Саат окажется чудовищем во плоти, но нет, он предстал… никаким. Таким же безликим существом в балахоне, как и все его приспешники. Да и Верховным он стал только по их выбору, ничем выдающимся не отличался. Вкитор ему в деды годился, и лица их были похожими. Разве что у Саата не было морщин. Наверное, они друг другу приходились родственниками.

– Так это и есть теперь наш… Страж Мира, – недоверчиво начал Верховный, глядя на приведенного Рехи с высоты своего трона. Крупные темные глаза недоверчиво сощурились, длинные пальцы сжали каменные подлокотники.

Сидел он на одном из кресел стародавнего короля из снов. В одном из узнаваемых залов старинного дворца, и вели к нему по одной из тех галерей, где когда-то объяснялись в любви лиловый жрец и Мирра, где когда-то ловили обезумевшего адмирала, а потом во время осады тушили пожары.

Теперь копоть перечертила каждую стену. Копоть и пепел вились повсюду, местные выходили на улицу только в наморднике из тряпиц, глаза покрывали сурьмой, но те все равно гноились. В Бастионе царствовал пепел, а не Верховный Жрец Саат, нелепый со своими чернеными веками.

– Страж как Страж. Какой есть. И не ваш. А Мира, – ответил ему Рехи угрюмо. Сам сказал – сам поверил, даже удивился, насколько точно описал себя. Да, он Страж Мира, лучше уж мира, чем этой гнилой крепости.

– Вкитор поведал мне о сотворенном тобой чуде.

– Чудить