Глава 29. Последний рубеж

Те же сутки. Цитадель Ордена. Ночь.

Небеса наконец-то разверзлись, и из чёрной бездны полился липкий противный дождь, перераставший медленно в ливень. Ветер стал порывист и подул резкими и ледяными порывами воздушных масс, которые промораживают прямо до костей. Холодный противный липкий ливень погасил пожары повсюду, предоставив на обозрение чёрные и обугленные поля острова.

Азариэль стоит на стене Цитадели, в окружении золотых лучников Саммерсета, и смотрит на всё то, что происходит внизу, выискивая детали. Ветер лихо подхватывает его отяжелевшие и мокрые седые волосы, с трудом отрывая их от доспеха. По его волосам бегут струйки воды, а доспехи блестели и играют бликами факелов и костров, которые горят магическим огнём, освещая Цитадель Ордена.

Пластины мифрила, наложенная одна на другую, спаянные в единый рыцарский панцирь, скрыли тело воина, вместе с ранениями и ссадинами.

Юноша смотрит вниз и видит целые массивы и груды разрушенных укреплений разного рода, которые ещё несколько часов назад защищали Цитадель, но теперь это прах и тлен, по которому ровными рядами маршируют враги. Глядя на то, что стало с островом и что пришлось за последние минуты им пережить, на парня нахлынули воспоминания об отступлении.

– Акатош… помилуй нас, Мара даруй нам твоё милосердие, – взмолился Азариэль, и с исцарапанных губ соскочило облачко пара, вместе с потоком отчаяния. – Боги – вы мертвы, вас нет, если вы не видите, что тут творится.

Он, когда встретил подкрепление, отступил вместе со всеми сразу в Цитадель, не заморачиваясь на бесполезные надежды выстроить оборону второго рубежа, ибо враг прорвался повсюду и разорвал в клочья север и восток. Нет теперь им спасения, а император решил стороной обойти страшную сечу, оставив воинство Ордена в одиночке. Где-то позади юноши трепещутся флаги «союза», потемневшие от количества сажи и влаги, изорванные подобно состоянию того воинства, в честь которого подняты.

– Кому ты там молишься? – вместе с вопросом на стене Азариэль увидел и командира лучников. – Как тебя кстати зовут?

– Азариэль. А вы видимо Андолемар?

– Да, – юноша разглядел шевеление губ через маску, укрывшую лицо лучника, оставив только яркие глаза. – Гэ’эль о вас рассказывала, эльф с человеческой душой. Она поведала мне и о вашем расследовании под Чейдинхолом.

– Много мы прошли. Хорошая эльфийка.

– Она подобна ночному светилу и имеет невыразимо красивые глаза. Можете её благородить подобно тому, как Культ славит Девять, ибо это она меня попросила прибыть к вам… ну и с Регентом вашим я знаком. Как она, кстати?

– В бессознательном состоянии. Мы её расположили в юго-восточном Донжоне. Истратила всю силу на меня.

– Странно. Я не замечал за ней жертвенности, да и о тебе она была не столь высокого мнения после Чейдинхола. Что ж, даже орку свойственно менять мнение. И неплохую же люди устроили бойню, как их боги вообще допустили до правления?

– И вы не любите людей…

– Да-а, в убеждениях мы с сестрой как два финика. Гэ’эль мне рассказала, кто затеял это побоище, – рука, облачённая в золото, простёрлась через зубец стены, показывая на выжженные дали. – Или это не результат алчности, которая таится в сердце человека? Я боюсь представить какая тьма прельстила вашего Люция, что он пошёл на такое?

– Командир! – раздалось воззвание откуда-то слева, и Андолемар отстранился от рыцаря.

Азариэлю нет дела до алчности в сердце людей, а всякие рассуждения о морали канули из него ещё утром. Всю мысль и сердце он спешит запечатать, чтобы, когда клинок сойдётся с клинком бывших друзей, его ничего не беспокоило.

Юноша обернулся, нефритовые глаза Азариэля перевели взгляд назад во внутренний двор. Десятки раненых стонали и взывали о помощи и порой на вид подавались такие ранения, которые нельзя было получить ни от клинка, ни от стрелы. У кого-то были проморожены до состояния льда конечности, кто-то стонал от того, что кожа на нём начинала пузыриться и постепенно слезать. А кто-то уже превратился в безжизненный кожаный мешок с костями, навсегда замолчавший и уставивший взгляд стеклянных очей к небу. Такова была «милость» чёрной магии и милосердие её слуг. И многие места, где раньше агонизировали раненые, были накрыты кусками ткани, под которыми уже лежали холодные трупы. Практически весь внутренний двор Цитадели превратился в один большой полевой госпиталь, залитый литрами крови деля место с кладбищем. Некогда прекрасная брусчатка внутреннего двора покрылась горячей кровью, которая лилась от тяжело раненных. И этими раненными без остановки занимались многие лекари, профессора Ордена и маги школы Восстановления в тщетной надежде хоть как-то им помочь. Однако их сил не хватало, чтобы помочь всем и некоторые так и умирали на руках прислуги, не дождавшись лучшей помощи.

Азариэль посмотрел на немногих боеготовых воинов и магов, лучников и арбалетчиков. Они, изнеможённые боем и повидавшие жуткие кошмары из глубин тёмных царств, под прикрытием ливня стрел, болтов и магической энергии отступали в Цитадель и с холодной решимостью готовы принять последний бой. Их вид удручающий, если не убогий, но чумазые лица отражают несгибаемую готовность.

– Что за даэдридовщина? – спрашивает себя Азариэль, выцепив образы мужчины, похожего на Ариана.

Парень, покрытый грязью и слоем прилипшего пепла, утонул в объятиях девушки, окутанной белоснежным свечением костюма, расшитого златом. Азариэль мог только представить, какое тепло пронеслось между Алитией и Арианом, когда они коснулись друг друга губами.

«Почему бы нет» – произнёс себе Азариэль, отталкивая идеи Сафракса, Ремиила, да и всего Ордена о полном исполнении обета отказа от отношений. – «Всё равно к утру все мертвы будем».

Но помимо раненных воинов, магов и обнимающейся пары, внутренний двор забит стойками с оружием и наковальнями, от которых исходит приятный перезвон кузнечных молотов. И крики раненных, приказы командиров и звуки горячего сражения перемешивались со звоном десяток наковален, на которых в быстром темпе пытались чинить броню и оружие, хоть как-то пытаясь выровнять ситуацию.

Насмотревшись на то, что происходит внутри Цитадели, Азариэль решил взобраться на Донжон и посмотреть, что происходит вокруг цитадели и каково положение на поле бывшей брани, а также мельком посмотреть, что стало с Великой Цитаделью. Из последних сил он переставлял ноги, налившиеся свинцом, по лестнице, чтобы воочию узреть, во что превратился некогда цветущий остров, и что стало с его домом.

И взобравшись на самый верх, он ощутил хлад ветра и ледяной «поцелуй» дождя. Средь всех построек Ордена полыхают слабые огоньки, рвущиеся сквозь проломы и разбитые стены.