Шрифт:
Закладка:
– Надеюсь, ты чувствуешь себя настоящей звездой?! – выбрав минутку, тихо сказал Стас.
– Не сердись, – заглянула ему в глаза Алиса. – Для неуверенной Алисы это бальзам на душу.
Стас рассмеялся.
– Не могу об этом судить, я уже подзабыл, какая ты на самом деле. Я то общаюсь с Мари, которая решает предотвратить восстание, то с Лизой, которая никакого чёрта не боится.
– Я иногда боюсь, что в нашей обычной жизни я тебе не понравлюсь.
Стас уже повернулся к ней, чтобы ответить, но его отвлекли, а потом они оба и забыли об этом.
Когда суматоха закончилось, Алиса почувствовала себя ужасно усталой. Но тут подъехала подвода с Михалычем и пришлось разбирать ящики с медикаментами. Уже было известно, что выступление отряда Гурко назначено на завтра. Турков нужно было взять на рассвете.
Стас пришёл за ней, когда Алиса устало опустилась на свою узкую походную кровать и подумала, что за весь этот суматошный день её ни разу не тошнило. Вероятно, перед лицом опасности, даже токсикоз отступает.
Офицеры освободили им палатку, чтобы они смогли побыть вдвоём. Им это напомнило ночь перед восстанием декабристов. Не в силах расстаться, они долго сидели вдвоём у костра, глядя на звёзды.
– Пообещай мне, что больше не будешь меня спасать? – зашептал ей Стас на ухо.
– А зачем иначе я здесь? Забыл, что я сестра милосердия?
– Ну если это будет совсем безнадёжно, как тогда.
– Ну что за глупости?! Лучше пообещай, что останешься в живых.
– Обещаю. И ты пообещай?
– Обещаю.
Они опять поцеловались.
– Надо спать, – зевнул Стас.
– Надо спать, – вторила ему Алиса, ещё крепче прижимаясь к нему. Сказать, что она ждёт ребёнка? Так хочется поделиться. Невозможно в себе носить. Может, он тогда будет осторожнее в бою? Нет, нельзя. Остановила себя Алиса. Ещё больше волноваться будет. Незаметно положила ладошку на живот. Если ребёнок крепенький, он всё переживёт. Если судьба у него такая. И они переживут, если их время ещё не закончилось.
Алиса, потёршись об щёку Стаса, встала на ноги.
– Иди к себе, милый. Тебе силы нужны для боя.
– В тебе вся моя сила, – ответил он, вставая вслед за ней.
Ах, если бы хотя обняться во сне. Вдруг эта ночь последняя?!
Глава 57
Алла шла в кабинет отца с подносом в руках. По дороге – хотя и не собиралась! – взглянула в зеркало и с облегчением увидела рыжую шевелюру. И что это было? Напоминание о том, что пора заканчивать игры с чужим телом? Так она это уже поняла.
Молодой человек рассматривал корешки книг в шкафу. Когда Алла вошла, обернулся. Взглянул на поднос.
– Какой-то праздник? А Владимир Валентинович …
Праздник?! Вот эти учёные, влюблённые в науку, никаких эмоций не ловят. Отец такой же был. В своём мире живут. Другой бы сразу догадался, как только об отце заговорили.
– Присаживайся, – Алла кивнула на диванчик у стены, на котором сама любила сидеть с книгой, когда отец работал. Она даже уроки здесь делала, скрючившись над журнальным столиком, на который сейчас поставила поднос. – Забыла как вас зовут?
– Станислав. Можно Стас, – Алла вздрогнула. Ещё одно напоминание?! Благодарю, я постараюсь. – Нет уж, лучше Слава, если можно.
– Да как вам удобно, – Станислав примостился на диванчике, пряча ногу с рваным носком.
Алла подняла рюмку.
– Да я, вообще-то, не пью, – застеснялся Станислав.
– А я пить не предлагаю. Предлагаю помянуть вашего учителя. Владимира Валентиновича.
Рот у парня приоткрылся, глаз дёрнулся. А лицо стало такое, словно сейчас расплачется.
– Да как же так?!А я звоню-звоню. Когда это случилось?
– Восьмого августа.
Парень поднял рюмку. Взглянул на кресло учителя. Рука дрогнула, и часть коньяка вылилась на стол.
– Я даже, знаете… Не знаю, что сказать, – парень выглядел таким растерянным, что Алле стало его жалко.
– А ничего и не говорите. Вот, закусите лучше. «Нам всем будет его не хватать», —заметила Алла, думая, что Станислав даже не спросил, кем она приходится знаменитому академику. Наверно, физики любопытны только к природным явлениям.
Парень машинально съел два крекера и поднялся.
– Мне лучше уйти.
– Сядь! – сказала Алла. – Ты – она решила дальше не церемониться – говоришь, что у вас были общие дела?
– Да, мы вместе разрабатывали теорию чёрных дыр. Это такие…
– Знаю, он говорил об этом, – Алла подошла к письменному столу, где были разбросаны папины тетради. Погладила пальчиком открытую страницу. Эх, а ей ведь нравилась физика. И зачем она в это МГИМО попёрлась. Занялась бы наукой. Не встретила бы Сорокина. Продолжила бы дело отца. Алла нашла тетрадку, где папиным разборчивым почерком был написан список мужчин, которым могли быть интересны его разработки. Повернулась через плечо:
– Как фамилия твоя?
Парень вздрогнул.
– Усиков Стас. То есть Станислав.
Список состоял из семи фамилий. Усиков был первым. И отец его называл Стас. Тут так было и написано. Опять напоминание. Имена просто так не повторяются, подумала Алла.
– Садись-ка сюда, – Алла кивнула на кресло отца.
Станислав весь подобрался. Подошёл. Рот искривился.
– Я… не могу. Тут он сидел. Это его кресло.
– Это я не могу, – резко сказала Алла. – А ты прекрасно справишься, если не хочешь, чтобы труды твоего учителя пропали. Я пыталась разобраться, но обстоятельства таковы, что мне нужно заняться другими делами.
Алла говорила с нажимом, слишком уверено и жёстко, но она видела, что парень хотя и медлит, но уже с восторгом смотрит на открытую тетрадь со знакомым почерком. Эх, если бы не проклятое время, она бы сама разобралась в записях. Это были лучшие часы в её этой жизни, когда она сидела здесь и занималась физикой. Но барьер слишком крут, лошадь устала, а всадник еле держится в седле.
– Твоя фамилия стоит в списке первой, кого упомянул отец, и ты
