Трагедия свободного фермера положена в основу одного из лучших романов тридцатых годов—это «Гроздья гнева» Джона

Стейнбека, и его выводы полностью совпадают с тем, о чем писал Ленин.

Для многих художников большой город—магнит, символ и реальное воплощение силы и могущества. Драйзеру Нью-Йорк представлялся цитаделью власти и богатства. Родившийся в маленьком городке на Юге Томас Вулф писал, что Нью-Йорк— это «гигантская симфония голода и осуществленной мечты... в которой с одинаковой силой звучат голоса страсти, любви, доброты и—ненависти».

Это все поэтические образы, но смысл их тот же, что в словах Ленина о растущих контрастах богатства и нищеты в Соединенных Штатах. В книгах Вулфа часто ощущается почти политический пафос, когда он рассказывает, как город дразнит его героев «иллюзией роскоши и великолепия, жестокой загадкой одиночества человека среди миллионов людей, нищетой и отчаянием у трона безграничной власти и сказочного богатства».

О городе как о символе целого общества пишут давно. Такую его трактовку мы находим уже у Уитмена и поражаемся современным звучанием жившего в прошлом веке поэта:

Или мы входим в большой и разрушенный город,

Развалины зданий и кварталы домов больше всех живых городов на земле.

Но за последние годы симптомы болезни приобрели зловещий характер, поражающая большие города гангрена прогрессирует слишком быстро, надежды на' выздоровление почти не осталось. Велико расстояние, разделяющее «Спун Ривер» и страну, именуемую современным пригородом, долог путь от Драйзера и Вулфа к клокочущим яростью гетто современных городов.

Три акта написанной Лениным всемирной драмы, в которой все мы являемся актерами, обосновывают неизбежность первой в мире социалистической революции: в первом акте экспансия и концентрация капитала губят независимое земледелие; во втором—капитализм вступает в свою высшую и последнюю стадию, империализм; в третьем—стремление к мировому господству вызывает протест внутри страны и во всем мире, для подавления этого протеста необходимы войны, личина нейтральности государства сбрасывается и устанавливается контроль с помощью силы и демагогии.

Ленинское «Письмо к американским рабочим», написанное в 1918 году,—эпилог русской драмы и пролог к всемирной, где главным героем уже становятся Соединенные Штаты. В «Письме» Ленин противопоставляет заветы американской революции нынешней действительности Америки—страны, занявшей «первое место среди свободных и образованных стран...», и «вместе с тем одной из первых стран по глубине пропасти между горсткой... миллиардеров, с одной стороны, и миллионами трудящихся, вечно живущих на границе нищеты, с другой»1. Да, это та самая страна

Золотых городов и жалких лачуг, которую описывал Томас Вулф и многие, многие другие писатели Америки.

Обращение Ленина к истории Соединенных Штатов поражает своевременностью, это. смелая попытка заново осмыслить наше прошлое, оторвать его от того, что Ленин называл «педантством буржуазной интеллигенции»17. С презрением он говорил о догматиках, которым хотелось, чтобы революция «шла легко и гладко», и которые были не способны «понять основные условия той бешеной, обостренной до крайности классовой борьбы, которая называется революцией»18. Призыв спасать «гибнущую культуру и гибнущее человечество», которым заканчивается работа, проникнут подлинной страстностью.

Т&кой призыв накладывает огромные обязательства на тех, от кого он исходит. Просто ли это литературный прием или Ленин действительно верил, что революции, суждено спасти всю культуру и все человечество? Я считаю, что именно так он и думал, и история доказала его правоту.

Я был однйм из тех молодых американцев начала двадцатых годов, у которых «Письмо к американским рабочим» вызвало и интерес,- и недоумение. Я не относил содержащееся в нем обращение к себе, но в том, что я делал для театра, присутствовала революция и присутствовал Ленин. Если театр хочет разобраться в водовороте событий и по-новому осветить происходящие в Соединенных Штатах перемены, он должен внимательно следить за развитием действия на мировой сцене, где главная роль принадлежит Ленину.

...Ленин присутствовал в искусстве тридцатых годов, как присутствовал и в их реальности, хотя подчас его влияние трудно проследить и определить. Пожалуй, самая большая его заслуга в том, что он вернул нам утраченное было чувство истории— истории как цепи потрясений, бесчеловечной эксплуатации и борьбы за освобождение, достигших своего апогея в эпоху империализма. Мое поколение утратило чувство прошлого в первую мировую войну: история в том виде, как ее писали и преподносили нам, была для нас пустым звуком. Что ж, раз у нас нет прошлого, многие из нас отреклись от Соединенных Штатов и в знак протеста уехали в Европу.

Лично я обратился к истории в тридцатые годы—это был нелегкий, но благодарный труд, помогший мне глубже разобраться в настоящем и яснее представить будущее. Прошло сорок лет, и я вижу , что стою лишь на пороге знания и Ленин по-прежнему дает нам ключ, чтобы мы могли проникнуть в то, что происходит сегодня в Америке.

Интерес к истории в тридцатые годы не был чисто академическим. Он связан с литературой, с поэзией, с живописью. Он ясно ощущается в трилогии Дос Пассоса «США», которая была завершена в 1936 году. Сила «Гроздьев гнева» Джона Стейнбека-— в широком революционном подтексте, который встал за тяжкой судьбой американских батраков. Влияние Ленина на оба романа несомненно, им определяются • основные линии и повороты, их канва, само их построение — все подчеркивает изменившийся характер отношений между классами, отношений, которыми диктуются принимаемые героями решения.

Чувствуется это влияние и у позднего Фицджеральда, у Вулфа, Фолкнера. В 1932 году Фицджеральд читал Ленина, в том же году он присутствовал на заседании Клуба Джона Рида. Позже, в своем последнем, незаконченном романе он сталкивает всемогущего киномагната (интересно, что роман называется «Последний магнат») с коммунистом.

В разговорах с левыми писателями Фолкнер посмеивался над марксизмом, но то, как он показывает изменение характера классовых отношений среди белых на Юге, как пишет историю небольшого южного округа, представляя его капиталистической Америкой в миниатюре,— все это заставляет задуматься о косвенном влиянии Ленина на Фолкнера. В последней части трилогии, которую Фолкнер писал на протяжении нескольких десятков лет, героиня—коммунистка. Поступками ее руководит ненависть к ее отцу-банкиру, который на самом деле не является ее отцом. Почему Фолкнер придавал такое большое значение ее участию в гражданской войне в Испании, ее партбилету и ее вере в коммунизм?

Еще больше поражает присутствие Ленина в последнем «верую» Томаса Вулфа, которое он произнес незадолго до своей смерти в 1938 году: «Я считаю, что нам еще только предстоит по-настоящему открыть Америку... И встретиться с врагом нам тоже предстоит. Но мы знаем его обличия и личины... Наш враг слеп, но его слепая, звериная сила огромна».

Почему в своем кредо Вулф