фехтованием, где фехтующими являются с одной стороны римские папы, с другой — византийские императоры, причем все прочие исторические лица являются чем-то разве не многим больше зрителей или статистов. Нам кажется, что это последнее сравнение сразу же дает возможность установить ту точку зрения, с которой лучше всего видна развертывающаяся — по манию Гарнака — историческая картина споров от V до VIII века на Востоке.

Теперь постараемся показать: сумел ли Гарнак — объяснить движение и развитие христологических споров? На этот вопрос может быть один ответ — отрицательный. С своими оригинальными взглядами на христологические движения означенного нами времени Гарнак чрезвычайно путается в объяснении исторических явлений; если одна часть фактов, хоть с некоторым насилием, объясняется кое-как при помощи его взглядов, за то другая часть — и большая — не подходит под его теорию. Вообще как то у него выходит, что не теории существуют для объяснения фактов, а факты для иллюстрирования теорий.

Первая фраза. — Собственно развитие христологических споров начинается с появления на исторической сцене Нестория, против которого повел жаркую полемику Кирилл александрийский. Поэтому о христологическом учении до этого времени нет надобности много распространяться. Не особенно распространяется о состоянии христологического учения до Нестория и Гарнак. Из эпохи пред-несторианской Гарнак останавливается на христологическом учении Аполлинария Лаодикийского и отцев каппадокийцев. Учение Аполлинария изложено Гарнаком обстоятельно и верно. Но и тут уже автор начинает несколько путаться. Расхваливая всячески, вопреки справедливости, Аполлинария, как богослова, — он в похвалу этого еретика ставит то, что будто бы его христология вполне отвечала стремлениям и духу «благочестивых из греков». Каким образом доктрина, осужденная этими самыми греками должна считаться соответствующею их духу — вопрос этот решить не беремся. Наше особенное внимание обращает на себя нечто другое: Гарнак и о св. Кирилле александрийском говорит тоже самое, именно, что его христологическое учение было верным выражением «духа благочестия» греков. Мы отказываемся понять: каким образом двое церковных писателей: Аполлинарий и Кирилл в своих христологических доктринах оба одинаково выражают «дух благочестия» греков, т. е. говорили то, что считалось истинным в церкви греческой? Два человека, учивших различно (хотя Гарнак хочет сблизить учение Кирилла и Аполлинария, но это он делает как то вскользь и нерешительно), разве могли выражать истину, как понимали ее греки? Не нужно при том же забывать, что Гарнак признает Аполлинария приверженцем антиохийской школы, а эту школу он сам отнюдь не считает выразительницею «духа греческого благочестия». Если учение Аполлинария Гарнак излагает, как мы сказали, верно и беспристрастно, то этого никак нельзя сказать о замечаниях этого ученого касательно христологического учения каппадокийцев (II, 321). Автор усердно старается запутать их в противоречиях, будто бы принадлежащих их христологической доктрине; говорит, что они будто бы учили: «две природы (во Христе), но они составляют одну» (природу). Это одна из тех клевет, которыми так богата книга немецкого ученого, когда речь идет у него о православных великих писателях древности. Нет спора, что формулирование христологического учения у Василия Великого, Григория Нисского и Григория Богослова не совсем точно в подробностях, например, они говорят о «срастворении» естеств во Христе, что впрочем нисколько неудивительно, ибо христологическая терминология IV века была далека от совершенства, — но с другой стороны перечитайте все сочинения этих отцов церкви, и вы не найдете никакого указания на существование у них учения об одном естестве Христа — никакого следа монофизитства, которое готов им приписать Гарнак.

Но обращаемся к более существенным сторонам исторических разъяснений Гарнаком христологических споров[600]. Он мало говорит о Нестории, но это и понятно. В самом деле, Несторий представлял собою просто крайнее проявление так называемой антиохийской христологической доктрины (понятой Гарнаком правильно, хотя и не без преувеличений), и потому не заслуживает много нашего внимания. Другое дело — Кирилл, имя которого в продолжении веков слышится в устах великого множества лиц, участвовавших в христологических спорах. Учение Нестория почти все ученые понимают одинаково. Нельзя того же сказать об учении Кирилла. О Кирилле в науке не существует твердо-определенного взгляда: почти каждый ученый, начиная говорить о нем, вынужден бывает снова приниматься за изучение сочинений этого плодовитого писателя. Как же смотрит Гарнак на христологическое учение Кирилла? Этот ученый не обинуясь считает св. отца монофизитом. Конечно, это похвала в устах Гарнака, потому что он с нежным чувством смотрит на монофизитов V и VI века. Но монофизитом Гарнак считает его — не столь искренним и прямым, каким желал бы видеть его этот ученый. В деятельности после собора всел. эфесского 431 года, Гарнак усматривает у него не похвальное стремление сблизиться с антиохийцами — или говоря точнее, обмануть последних кажущимся согласием на их диофизитскую доктрину. Рождается естественный вопрос: имеет- ли право Гарнак хвалить Кирилла за то, за что он хвалит его и порицать его за то, за что осмеливается порицать его? Точка зрения совершенно не такая должна быть усвоена тем, кто желает составить верное представление о христологии Кирилла. От неправильного понимания Кириллова учения Гарнаком в значительной степени зависят у него и взгляды на значение и смысл последующих споров монофизитских. Несомненно, в раскрытии Кириллом своего учения можно замечать неодинаковые оттенки: его учение отличается одним характером до 433 года, до времени унии между ним и антиохийцами, и несколько другим характером от времени этого события до смерти св. отца. Но тем не менее никогда Кирилл не был монофизитом, как желает представлять себе этого великого богослова Гарнак, и никогда он, Кирилл, не отказывался от своего первоначального учения и не заменял его каким-либо другим — ему несвойственным, т. е. не был отступником от раз усвоенных воззрений. Доказывая монофизитизм Кирилла, Гарнак говорит: «для понимания христологии Кирилла особенно имеет значение его положение, что прежде вочеловечения было (во Христе) два естества, а по вочеловечении оставалось только одно», и прибавляет: «эту формулу Кирилл употребляет несчетное число раз и вариирует ее». Если бы действительно Кирилл пользовался этой формулой для раскрытия своего учения — да еще при том же употреблял бы бесчисленное число раз, то не было бы никакого сомнения, что Кирилл истинный отец монофизитства. Ведь это — та самая формула, которая характеризует отъявленного монофизита Евтихия и составляет шибболет его учения. Читатель наперед догадывается, что Кирилл не мог употреблять и действительно не употреблял подобной формулы. Такой чисто-евтихианский смысл Гарнак придает одной подлинной Кирилловой фразе, которую этот отец много раз повторяет в своих сочинениях и, но которая будучи переведена буквально и понята правильно, не заключает в себе ничего еретического монофизитского. Указанный ложный смысл