способах, впрочем, неизменно присущих всем политическим режимам. Он совершенно не подготовил почвы для благоприятного в его смысле разрешения вопросов, возбуждаемых им в представленном государю докладе, не предпринял достаточных шагов для обеспечения себе поддержки большинства приглашенных в состав совещания членов и даже не ознакомил их заранее со своими предположениями. Мало того, он допустил крупную ошибку, а именно обратился к государю с просьбой не приглашать на совещание Победоносцева, как лица, известного своим отрицательным отношением ко всякому законодательному новшеству. Но подобная просьба могла лишь поселить у государя недоверие к целесообразности предположений кн. Мирского. Неправильна она была и по существу, ибо желание устранить от обсуждения какого-либо вопроса лиц, которые относятся критически к предположенному его разрешению, упраздняет самый смысл его обсуждения. Неудивительно поэтому, что государь не только пригласил Победоносцева, но сделал это собственноручной запиской, в которой было сказано: «Мы запутались. Помогите нам разобраться в нашем хаосе».

В результате на совещаниях у государя получилось то, что при существовавшей конъюнктуре неминуемо должно было произойти. Лишенный широкого государственного понимания, не обладающий умением вразумительно развить и поддержать свое мнение, кн. Мирский был вдребезги разбит своими оппонентами. На его слабые обывательские доводы, опирающиеся не на подробном и глубоком анализе внутреннего состояния страны, а лишь на некотором не лишенном здравого смысла чутье, его оппоненты отвечали доводами, покоящимися на исторических примерах и на принципах государственного права, причем все это было искусно переплетено с такими соображениями, которые должны были особенно повлиять на государя. Из великих князей Владимир Александрович высказался за привлечение общественных элементов к участию в законодательстве, а Сергей Александрович, наоборот, резко возражал против этого предположения.

Победоносцев, как это предвидел Мирский, горячо восстал против введения в состав Государственного совета выборного элемента. В сущности, он повторил то, что за 22 года перед тем говорил в совещании, созванном в 1882 г. Александром III для обсуждения проекта министра внутренних дел того времени гр. Н.П.Игнатьева о созыве земского собора[409]. К сожалению, имевшийся у меня почти стенографический отчет этого совещания, составленный одним из его участников — министром государственных имуществ М.Н.Островским, вероятно, погиб вместе со всем моим архивом, но я твердо помню, что главным противником этого проекта был тот же Победоносцев. Он бросил прямо в лицо гр. Игнатьеву обвинение в том, что он обманывает государя, утверждая, что его предположение не изменит основ государственного строя, тогда как в действительности оно вводит конституционный образ правления, ограничивающий права государя. В результате проект гр. Игнатьева был отвергнут, а сам он скоро уволен от должности министра внутренних дел. Приблизительно тот же прием употребил Победоносцев при рассмотрении предположений Мирского, но результат, благодаря участию Витте, получился несколько иной.

Воспользовавшись представившимся случаем, чтобы засвидетельствовать свою преданность самодержавному строю, Витте тоже восстал против включения в Государственный совет выборных членов, но одновременно указал, что заключающиеся в проекте Мирского другие предположения заслуживают полного внимания. Предположения эти для их правильного освещения необходимо, однако, тщательно обсудить при участии начальников всех ведомств.

Мысль эта не встретила возражений, и совещание закончилось тем, что Витте, как председателю Комитета министров, были тут же переданы представленные кн. Мирским доклад и проект указа для их дальнейшего соображения.

Витте торжествовал. Ему удалось вновь захватить в свои руки дело большой государственной важности, и использовать этот случай он намеревался вовсю.

Что же касается кн. Мирского, то он вернулся из совещания государя окончательно выбитый из седла и мрачно сказал своим сотрудникам: «Все провалилось! Будем строить тюрьмы». Вероятно, он тут же понял, что его политическая роль кончена, и даже подал прошение об увольнении от должности, которое, однако, государем не было уважено.

К этому заключению Мирский мог бы, впрочем, прийти и ранее, а именно после окончания бывшего в начале ноября в Петербурге частного съезда общественных деятелей, когда государь отказал Мирскому в его настойчивой просьбе принять лидеров съезда, состоявшегося почти по инициативе самого князя.

История этого съезда такова. Тотчас по вступлении в управление Министерством внутренних дел кн. Мирский подобно Плеве пожелал вступить в сношение с земцами, и притом наиболее оппозиционными. Таковыми в то время не без основания считались некоторые земские деятели Тверской губернии, имевшие лидером И.И.Петрункевича. Лицу этому, однако, в 80-х годах был воспрещен въезд в Петербург, а потому первым шагом в этом направлении было снятие с Петрункевича наложенного на него запрещения. Первоначально переговоры с Петрункевичем вел директор департамента полиции Лопухин, лично знакомый с ним по своей прежней службе в Твери на должности прокурора окружного суда. Петрункевич с места заявил, что соглашение с правительством возможно, но что даже для приступа к переговорам необходимо, чтобы правительство на деле выказало, что оно действительно намерено изменить свою политику преследования земской либеральной мысли. Заявление это и явилось одной из причин принятия Мирским перечисленных мною выше мер по отношению к земским учреждениям и деятелям, над которыми тяготели те или иные административные кары. Дальнейшие переговоры кн. Мирский, за отъездом Лопухина за границу, поручил начальнику Главного управления по делам местного хозяйства Гербелю. С этою целью Гербель поехал в Москву, где вступил в сношение с земской группой, возглавлявшейся Д.Н.Шиповым. Группа эта образовалась еще в 1903 г., когда в Москве состоялось ее первое частное собрание, на котором был выработан общий план действий на предстоящих земских выборах для обеспечения успеха на них прогрессивного крыла земцев. Входили в эту группу наиболее выдающиеся земцы того времени, как то: губернские гласные — саратовский — Н.Н.Львов, псковский — гр. П.А.Гейден, московский — Н.И.Гучков, состоявший одновременно и московским городским головой. Группа состояла примерно из 30–35 человек.

По мере ухудшения нашего положения на театре Японской войны, произошедшего в особенности в августе 1904 г., и, вероятно, под влиянием распространившихся вслед за убийством Плеве слухов об изменении характера внутренней политики группа эта решилась обратиться к государю с особой запиской. Имелось в виду изложить общее тревожное состояние страны и указать, что в целях успокоения усиливающегося общественного брожения, а также и для придания нашему законодательству более живого темпа и плодотворного характера необходимо привлечь выборный элемент к участию в законодательной работе. Вопрос этот в то время был поставлен в рамках земского собора. Решено было предоставить при этом вполне законченный проект по этому предмету. Для составления этого проекта обратились к не входившему в группу С.А.Муромцеву, будущему председателю Первой Государственной думы. Последний согласился исполнить эту работу, однако лишь при условии, что его авторство будет сохранено в полной тайне.

Тем не менее такова была лишь внешняя постановка дела. Фактически же