class="p1">Тот вышел из темного угла. Вид у него был, как всегда, впечатляющий, но сейчас, благодаря расплывшимся в темноте формам, размеры увеличились, а впечатление еще больше усилилось.

– Зачем пожаловали? – спросил он.

– Увидеться с портнихой.

– Вам здесь нечего делать, – заявил кузнец.

– Я хотел понять, почему так получается, – пояснил Жакмор. – Ведь платья, которые носит Клементина, шьет она, и это меня заинтриговало.

– Зря стараетесь, – ответил коваль. – Платья не патентованные, шить их может кто угодно.

– Но нельзя же слизывать все модели подряд, – сурово возразил Жакмор. – Это просто неприлично.

– Только без скабрезностей, – сказал кузнец.

Руки у него были действительно огромные. Жакмор почесал подбородок, посмотрел на пузырящийся потолок и подвешенные к нему липкие ленты с мертвыми мухами.

– Ладно, но сколько же можно шить?! – удивился он.

– Эти платья заказываю я, – угрожающе произнес кузнец. – И плачу за них тоже я.

– В самом деле? – переспросил Жакмор, поддерживая светскую беседу. – Не иначе как для вашей молодой очаровательной супруги?

– Не имеется.

– Гм, гм… – запнулся Жакмор. – Но позвольте, с каких моделей она их копирует?

– Она их не копирует, – сказал кузнец, – она их видит. И делает их такими, какими они ей видятся.

– Ха-ха, – засмеялся Жакмор. – Только не надо мне заливать!

– Я никому ничего не лью, – откузьмил кузнец.

Вглядевшись в лицо старой портнихи, Жакмор только сейчас понял, что на ее закрытых веках были нарисованы глаза. Заметив удивление психиатра, кузнец пояснил:

– Нарисованные глаза – это для того, чтобы с улицы никто ничего не заметил. Если бы вы не вошли, вы бы тоже ничего не заметили.

– Но я постучал, – сказал Жакмор.

– Да, – признал кузнец. – Но она же не видит, вот и сказала «Войдите!» – не зная, что это были вы.

– Но она все же сказала: «Войдите!»

– Просто эта старая курва хорошо воспитана.

В течение всего разговора портниха доделывала рюшки на поясе белого пикейного платья, которое Клементина надевала накануне.

– Неужели она работает с закрытыми глазами? – допытывался Жакмор, зная наперед ответ и лишь желая в нем удостовериться.

– Нельзя говорить, что глаза закрыты, – обковалил коваль. – Глаза не могут быть закрыты только потому, что опущены веки. Они открыты вовнутрь. Если вы открытые двери завалите огромным валуном, то двери от этого не закроются. И окна тоже. Чтобы видеть на расстоянии, не глаза нужны, нет, а вы вообще в этом ничего не смыслите.

– Ну и ну, – опешил Жакмор. – Если вы считаете, что в этой белиберде есть хоть капля смысла, то с вашей стороны это просто наглость.

– Нет у меня никакой стороны, – сказал кузнец. – И ничего я вам не считаю. Не отвлекайте эту старую шмару и оставьте нас в покое.

– Ладно, – произнес Жакмор. – Ладно. Пусть!.. Я ухожу.

– Скатертью дорога, – благословил кузнец.

– До свидания, господин Жакмор, – попрощалась портниха.

И как Парка, чьи ножницы остались у точильщика, перекусила нитку зубами. Оскорбленный Жакмор гордо направился к выходу и уже у самой двери нанес противнику ответный удар:

– А я отпердолю вашу служанку.

– Сделайте одолжение, – усмехнулся кузнец. – Я ее уже давно отпердолил и могу вас огорчить, она так себе. И задницей не вертит.

– Я буду вертеть за двоих, – отпарировал Жакмор, – и пропсихоанализирую ее напоследок.

Он гордо вышел на улицу. Мимо него, похрюкивая, промаршировали три свиньи. И пнул как следует по последней поросячьей заднице, что имела вид порочный, и вновь поплелся по дороге.

XV

27 июльня (позднее)

Служанка по имени Красноноска делила чердак с часто сменяющимися подмастерьями: надрываясь в кузнице, они дохли как мухи, она же – двужильная – держалась молодцом. Даже высыпалась, так как в последнее время хозяин перестал орошать своими буйными извержениями ее девическую постель. Ухайдаканный подмастерье в орошатели и вовсе не годился: в его-то состоянии… Выжатая губка, тряпка, мочалка. Сразу же засыпал. А наутро спускался в засаленную и прокопченную, несмотря на все старания Красноноски, мастерскую. Вот и сейчас он находился в кузнице; вошедший Жакмор обнаружил его у горна, в котором тот поддерживал огонь.

– Здравствуй, мальчик, – произнес Жакмор, подходя поближе.

Тот пробормотал «здрасте» и закрыл рукой лицо; согласно потешному обычаю, проходящие мимо посетители отвешивали подмастерью оплеуху – раз он бил по железу, то кто-то же должен был, справедливости ради, давать ему сдачи.

– Хозяина нет, – с уверенностью сказал Жакмор.

– Нет, – подтвердил подросток.

– Ладно, тогда я пошел, – сказал Жакмор.

Он вышел, повернул налево, обошел дом, пересек двор, поднялся по внешней деревянной лестнице и очутился в темном коридоре, обитом досками. Справа, под скосом крыши, находилась комната Красноноски. Прямо, за большой дверью, располагался хозяин; его жилище занимало три четверти этажа, растягивалось влево и отчасти вправо, превращая комнату служанки в смежный чулан, отделенный от господских покоев лишь деревянной перегородкой, – просто, но практично.

Жакмор вошел без стука. Девушка сидела на кровати и читала газету семилетней давности. Новости приходили в деревню с опозданием.

– Ну что, приобщаемся к культуре? – начал психиатр.

Вид у него был по-детски жизнерадостный, естественный, совсем как у чулок, натянутых на насос, который выкачивает навозную жижу.

– Что, уж и почитать нельзя? – огрызнулась Красноноска.

«Как все-таки трудно с этими крестьянами», – подумал Жакмор.

Комната Красноноски изяществом не отличалась. Замытый пол, голые, побеленные известью стены и потолочные балки, стропилами переплетенные, решетками спутанные и дробным шифером повязанные. Внушительный слой пыли. Меблировка: кровать и стол, на нем – ведро с водой для всевозможных целей. В углу – сундук с жалкими служанкиными пожитками.

Этот монастырский аскетизм раззадоривал Жакмора, щекотал в нем сладострастие и теловожделение атеиста, коим он и являлся, судя по всему, но судить было некому.

Он сел рядом с ней на скрипящую железную кровать… Больше некуда.

– Что ты интересного поделывала за это время? – спросил он.

– Да ничего, – ответила она.

Дочитала до конца страницу, сложила газету и сунула ее под подушку.

– Раздевайся и ложись на кровать! – приказал Жакмор.

– Ну вот! – сказала девушка. – Если вернется хозяин, мне придется снова одеваться, чтобы разогреть ему суп.

– Сейчас не вернется, – возразил Жакмор. – А потом, его дома нет, он у портнихи.

– Ну придет потом, – сказала служанка и, подумав, добавила: – Хотя… бояться нечего.

– Почему?

– Он всегда возвращается оттуда каким-то… А почему вы хотите, чтобы я разделась?

– Это непременное условие для успешного психоанализа, – глубокомысленно изрек Жакмор.

Она покраснела и затеребила воротник.

– Ой!.. – прошептала она, потупив взор. – Даже хозяин никогда этого со мной не делал.

Жакмор нахмурился. Что она имела в виду? И как бы у нее узнать?

– Ну… – запнулась она. – Даже не знаю, чистая ли я для этого… вам будет неприятно…

Жакмор задумался… «Шифрованный язык…»

– Психоанализ… – начал он.

– Подождите, – попросила она. –