Сенат выполнил пожелания Джефферсона, но более непокорная и буйная Палата представителей, которой пришлось выполнять договор в финансовом отношении, открыла конституционные проблемы, которых Джефферсон надеялся избежать. Хотя они оставались твердыми приверженцами прав штатов и строгой конструкции, многие республиканцы в Палате представителей были вынуждены, как и Гамильтон в 1790-х годах, ссылаться на "необходимую и надлежащую" статью Конституции, чтобы оправдать приобретение правительством Луизианы. Несмотря на то, что республиканцы имели в Палате большинство три к одному, сторонники покупки смогли провести свой первый процедурный законопроект с перевесом всего в два голоса - 59 против 57.

Конечно, ирония в том, что некоторые республиканцы говорили как федералисты, была, но из этого можно сделать слишком много. Более впечатляет серьезность, с которой Джефферсон и другие республиканцы отнеслись к своим конституционным угрызениям совести. Несмотря на то, что они хотели присоединения западной территории самым худшим образом, они, тем не менее, волновались и колебались до такой степени, что чуть не потеряли ее.

В статье III договора Соединенные Штаты обязывались включить жителей уступленной территории в состав Союза "как можно скорее". Но большинство американцев считали, что это будет непросто как с конституционной, так и с культурной точки зрения. Как и федералисты, Джефферсон знал, что эта новая территория состоит из людей, которые сильно отличаются от жителей Соединенных Штатов по религии, расе и этнической принадлежности. Поскольку эти бывшие подданные Франции и Испании привыкли к авторитарному правлению и не знакомы с самоуправлением, "приближение такого народа к свободе", по мнению республиканцев, "должно быть постепенным". Следовательно, администрация считала, что пока народ Луизианы не будет готов к демократии, Америке, возможно, придется продолжать управлять им произвольно. Президент получил гораздо больше полномочий для управления Луизианой, чем другими территориями, что дало повод некоторым критикам обвинить администрацию в том, что она создала в Луизиане "правительство, столь же деспотичное, как и турецкое в Азии".36

В марте 1804 года Конгресс разделил Луизианскую покупку по линии, которая сегодня является северной границей современного штата Луизиана. В то время как обширный и малоизвестный регион на севере стал округом Луизиана со столицей в Сент-Луисе и с печально известным генералом Джеймсом Уилкинсоном в качестве губернатора, южная часть стала территорией Орлеан со столицей в Новом Орлеане.37 Границы с испанской территорией были нечеткими, и, хотя между Луизианой и Техасом была создана буферная зона, пограничные споры между американцами и испанцами были неизбежны и использовались авантюристами, беглыми рабами и смутьянами всех мастей.

Первым губернатором Орлеанской территории стал двадцатидевятилетний Уильям Клейборн, который в двадцать один год был судьей верховного суда штата Теннесси, а в последнее время - губернатором территории Миссисипи . Из-за сомнений в способности французов и испанцев Орлеана к самоуправлению Клейборну были предоставлены почти диктаторские полномочия, хотя он не говорил на их языках, не разделял их религии, не понимал их обычаев и общества. Неудивительно, что Клейборн счел "главной трудностью" работу с разнообразием новой территории.38

Поскольку Клейборн, как и почти все белые американцы, привык к дихотомии "черный-белый", "раб - свободный", ему было особенно трудно понять разделение луизианского общества как минимум на три касты - черных, свободных цветных и белых. Могут ли свободные цветные быть вооружены и участвовать в ополчении? Могут ли они стать гражданами? Предупреждение Фишера Эймса о том, что луизианское общество - это просто "галло-испано-индейское omnium gatherum дикарей и авантюристов", чья мораль никогда не сможет "поддержать и прославить нашу республику", напугало многих американцев.39

Большому числу американцев, переехавших в Орлеан, пришлось не только адаптировать свое обычное право к европейскому гражданскому, но и вживаться в многорасовое, многоэтническое общество с преобладанием католицизма, не похожее ни на одно другое в Соединенных Штатах. Опасаясь непокорных рабов, которых привозили из мятежной колонии Сен-Доминг, Конгресс в 1804 году запретил ввоз рабов из-за границы в Орлеан. Это ограничение предполагало, что внутренняя работорговля сможет обеспечить потребности территории и тем самым нивелировать влияние французских и испанских рабов и, как считали американцы, пагубные расовые взгляды французских и испанских жителей.

Франко-испанское рабство отличалось от англо-американского. Манумиссия и право раба на самостоятельный выкуп были проще; действительно, к ужасу многих белых американцев, в 1804-1806 годах почти двести рабов в Орлеане купили себе свободу. К 1810 году свободные чернокожие составляли около 20 процентов населения Нового Орлеана.40 Следовательно, число свободных негров, межрасовых браков и союзов, а также людей смешанной расы было гораздо больше, чем в других регионах американского Юга. Однако, несмотря на эти различия, территория Орлеана, или то, что стало Луизианой, получила статус штата в 1812 году, менее чем через десять лет после покупки Луизианы.

В течение десятилетий после 1803 года американцы с переменным успехом пытались привести это полиглотское общество и его вседозволенное межрасовое смешение в соответствие с бинарной расовой культурой, преобладающей в остальной части Америки. В XIX веке большинство американцев сохранили представление о Новом Орлеане как об экзотическом месте с распущенными нравами и необузданной миссгенизацией, и поэтому они практически ничему не научились у этого замечательного мультикультурного и мультирасового дополнения к Соединенным Штатам.

Джефферсон был не прочь воспользоваться неясными границами территории Луизианы. Он считал, что западная граница проходит до Рио-Гранде, и был убежден, что Западная Флорида на восточной границе является частью Луизианской покупки. Американские участники переговоров, Ливингстон и Монро, безусловно, утверждали, что Луизиана простирается на восток до реки Пердидо (нынешняя западная граница Флориды), и они подкрепили свои доводы тем, что Франция претендовала на такую границу Луизианы до 1763 года.41 Когда Ливингстон спросил французского министра иностранных дел о "восточных границах уступленной нам территории", хитрый Талейран ответил: "Я не могу дать вам никаких указаний; вы заключили для себя благородную сделку и, полагаю, извлечете из нее максимум пользы".42

Они извлекли из этого выгоду - за счет Испании. Политика республиканцев была проста: Претендовать на Западную Флориду как часть Луизианы (указывая на то, что именно так ее определила Франция), а затем предложить отказаться от применения силы, если Испания продаст Соединенным Штатам Восточную и Западную Флориду. Поскольку, как отметил Монро, по мнению большинства американских лидеров, Америка была "поднимающейся, а Испания - падающей державой", Флорида рано или поздно все равно перейдет к Соединенным Штатам; следовательно, в интересах Испании было продать ее сейчас. В 1804 году Конгресс принял "Мобильный акт", который распространял действие федеральных законов о доходах на все территории, уступленные Францией, включая Западную Флориду, которую Испания считала своей территорией. Акт наделял президента дискреционными полномочиями вступать во владение районом Мобил, "когда он сочтет это целесообразным".43

Испания назвала этот акт "зверской клеветой" и обратилась