— Только с сегодняшнего полудня! — прошептал герцог, направляясь на свою половину.

XIV

Проходя по одной из комнат, герцог с удивлением услышал своё имя.

— Случай действительно благоприятствует мне, — произнёс кто-то в темноте. — Если не ошибаюсь, его светлость герцог Уэссекский?

В поздний вечерний час эта часть дворца обыкновенно была пуста и слабо освещена несколькими восковыми свечами в высоких канделябрах; в отдалённые уголки свет не проникал, так что герцог лишь неясно различал фигуру направлявшегося к нему человека.

— Кто бы вы ни были, сэр, я к вашим услугам, — отозвался он. — Но вы, должно быть, сродни кошачьей породе, если могли разглядеть мою недостойную особу.

— Нет, причиной этого — моё горячее желание. Я надеялся встретить вас здесь и поджидал.

— Маркиз де Суарес? — сказал герцог, когда молодой испанец вступил наконец в часть комнаты, освещённую канделябрами. — Вы желаете говорить со мною?

После встречи с доном Мигуэлем на истмольсейской ярмарке герцог не обменялся с ним почти ни одним словом; со своей стороны, испанец, казалось, избегал его, на что герцог не обращал внимания. Иностранные послы, жившие в это время во дворце, не внушали ему никакой симпатии, и в отношениях с ними он ограничивался лишь требованиями учтивости. Враждуя друг с другом, все они сходились в неприязни к человеку, стоявшему на пути их политических интриг. Тем не менее, держась в стороне от всякой политики, герцог прекрасно знал их чувства к нему. Поэтому легко понять его удивление при неожиданном обращении к нему одного из его врагов.

— Чем могу служить послу испанского короля? — продолжал он.

Но дон Мигуэль не спешил с ответом. В его тёмных глазах было такое выражение, точно он умолял своего собеседника дружелюбно отнестись к его словам, и быстрый взгляд герцога заметил это. Он указал испанцу на стул, а сам присел на край стола.

— Прежде всего прошу у вашей светлости прощения за свою смелость, — начал дон Мигуэль, — но я хочу задать вам один вопрос, который, боюсь, покажется вам нескромным. Я даже не знаю, как выразиться... уверяю, ваша светлость.

— Ради Бога, бросьте свои уверения, — с лёгким нетерпением заметил герцог, — и говорите прямо, что желаете мне сказать.

— Ну, хорошо! Если ваша светлость позволяете... При дворе говорят, будто вы помолвлены с леди Урсулой Глинд...

Герцог не отвечал; по его губам пробежала улыбка, значения которой дон Мигуэль не понял, несмотря на своё умение читать чужие мысли.

— Простите, ваша светлость, — смелее продолжал испанец, — но говорят также, что вы не намерены искать её руки.

— Чёрт возьми! — смеясь воскликнул герцог, но после некоторого молчания добавил уже серьёзней: — Простите, милорд, но я не понимаю, какое это имеет отношение к вам лично?

— Ещё немного терпения, ваша светлость. Я сейчас всё объясню, прошу только сперва ответить на мой вопрос. Для меня это крайне важно, и я буду считать себя вашим вечным должником.

У дона Мигуэля был располагающий и вместе с тем серьёзный вид, и честный, прямодушный герцог не подозревал, что его собеседник играет заученную роль.

— На ваш вопрос трудно ответить, милорд, — сказал он с притворной серьёзностью, хотя в глазах его искрился смех. — Видите ли, леди Урсула Глинд... и все члены её семьи имеют карие глаза, а я в настоящую минуту чувствую, что никогда не мог бы полюбить карие глаза.

— Леди Урсула очень красива, — возразил испанец. — Ваша светлость никогда не видели её?

— Никогда... с тех пор, как она была очень маленькой девочкой.

— В таком случае я счастливее вас: я её очень близко знаю! — с хорошо сыгранным увлечением воскликнул дон Мигуэль; затем, словно спохватившись, смущённо продолжал: — То есть... я...

— Что же дальше?

— Вот причина моей смелости, милорд, — сказал испанец, вскакивая с места и принимая вид благородной прямоты. — Я хотел спросить... если ваша светлость не будете просить руки леди Урсулы и если кто-либо другой...

— Если леди Урсула предпочтёт другого моей недостойной особе — вы это хотите сказать? — допытывался герцог, видя, что дон Мигуэль остановился.

— Да, если я... Не оскорблю ли я вашей светлости?

— Оскорбите меня? — весело воскликнул герцог. — О, милорд, к чему такие долгие приготовления? Вы снимаете с моей совести огромную тяжесть, дорогой маркиз. Так вы любите леди Урсулу? Она прекрасна... и любит вас. Где вы её видели, милорд?

— На истмольсейской ярмарке... ещё ваша светлость вмешались. Помните?

— И, кажется, совсем некстати... Прошу прощения! А потом?

— Знакомство, начавшееся, может быть, немного неприятным образом, перешло затем... в дружбу...

— А потом в любовь? Примите мои поздравления, милорд. Семья Глинд славится своей высокой нравственностью, а если леди Урсула к тому же и красива, то наш двор вправе гордиться такой представительницей английских женщин. Даю вам честное слово джентльмена, я считаю, что данное ею в детстве отцу обещание никоим образом не связывает теперь девушку. Клянусь, что получу от её величества разрешение для вас немедленно вступить в брак.

— Ну, не надо так спешить, — засмеялся дон Мигузль. — Ни леди Урсула, ни я не нуждаемся в согласии её величества. Не забудьте, что не я заговорил о браке.

— Я в полном недоумении, — нахмурясь проговорил герцог Уэссекский. — Я понял...

— Что я перед всеми могу гордиться, — с саркастической улыбкой на чувственных губах произнёс дон Мигуэль, — но ведь это вы заговорили о добродетели леди Урсулы. Я только хотел знать, не оскорблю ли вашей светлости, если... — И он смеясь пожал плечами.

Этот смех неприятно резанул герцога, да и обращение с ним маркиза вдруг изменилось, что заставило его содрогнуться.

— Если что? — резко спросил он. — Чёрт возьми! Да говорите же, сэр!

— Зачем же мне говорить, если ваша светлость почти угадали? Сознайтесь, что я действовал en galant homme[35], желая сообразоваться с вашим мнением. Вы, конечно, не захотите ломать копья за хвалёную добродетель Глиндов.

— Значит, вы думаете, сэр, что...

— Я не могу выражаться яснее, милорд; между джентльменами это невозможно. Мы, испанцы, легче смотрим на мимолётные удовольствия, чем серьёзные англичане, и если леди свободна и... более чем