Шрифт:
Закладка:
Амфитеус вычислил время и место появления Артемиды и Аполлона, решив, что успеет сделать задуманное до того, как Арес признает его предателем.
— Амфитеус? — поражённо произнесла Персефона, когда он защитил её и обернулся.
— И снова здравствуй, сестра…
***
(Последний год Эпохи Противостояния)
Ночь близилась к завершению, а вместе с ней меркла и линия дороги Мёртвых. Гермес спустился на последний видимый перекрёсток и сошёл с тропы за грань бледного света, мгновенно оказываясь во власти Нюкты. Её чёрные одежды окутали его безмятежным мраком, окружили алмазной россыпью звёзд, обласкали и отступили, открывая путь к маленькому дому со скамьёй и одной единственной яблоней. У низкой изгороди горел факел, пламя которого трепыхалось от Мёртвого ветра, в небе над крышей висели яркими лампами три луны, а чёрные псы, спящие у дверей, навострили уши.
— Геката… — Гермес почти прошептал её имя, не смея идти дальше. — Геката, поговори со мной, — крылышки на его сандалиях и шлеме настороженно опустились, будто желая спрятаться от чужих взглядов. — Пожалуйста.
Гермес уже приходил к ней, искал её много лет, и вот сегодня она, наконец, позволила ему войти.
— Геката!
— Из могилы достанешь, — недовольно произнесла она прямо за спиной Гермеса, напугав его до остановки сердца.
Он резко обернулся и на миг замер, забывая, как нужно дышать. О, Ананка-судьба, кто бы знал, как Гермес был рад этой встрече, как сильно он скучал… Ему с трудом удалось справиться с чувствами и спрятать их за игривой усмешкой.
— Мои наставления не прошли даром, ты научилась шутить.
Геката одарила его ледяным взглядом и прошла к скамье под яблоней.
— Зачем Зевс так настойчиво шлёт ко мне Вестника Богов? — она села, изящно сложив руки на коленях — полумесяц, спрятанный в лучах её ободка, сверкнул отблеском алого пламени.
Гермес вздрогнул. Её тон был сродни божественному клинку, пронзившему сердце. Он думал, что сможет выдержать всё, что с лёгкостью заговорит с ней при встрече, но вот один её вопрос, и он уже чувствует себя юнцом, не знавшим женщины. Боль скрутила внутренности, поднялась к горлу и скопилась жгучими слезами в глазах. Гермес усилием воли подавил их и пошёл к Гекате — он хотел сказать так много, рассказать, как ему не хватало её голоса, её улыбки, но вместо этого прошептал:
— За что? В чём я повинен пред тобой? Разве не очевидно, что не Зевс был причиной моей настойчивости? Разве не очевидно, почему я так желал нашей встречи?
— Как ты смеешь спрашивать? Ты предал меня… ты сам.
— Как? — Гермес опустился перед ней на колени и потянулся к её рукам, но она резко встала и повернулась к нему спиной. — Скажи мне, как именно я тебя предал? Ты ушла без объяснений, просто исчезла на три Великих года… Я с тех пор места себе не находил, а ты, оказывается, считаешь меня предателем! Что я сделал?
— Ты был с Афродитой, с Калипсо и многими нимфами, ты…
Он вздрогнул, будто она ударила его — от несправедливости обвинений кровь вскипала в жилах.
— Это было до знакомства с тобой! Это было до того, как я понял, что люблю тебя.
— Лжец! — Геката развернулась, и полы её красного пеплоса взлетели и опустились, как лепестки цветка.
— Я не лгу! Ты надумываешь поводы, избегая называть истинную причину. Объяснись. В чём я предал тебя? Что я сделал?
Она шумно выдохнула и покивала своим мыслям.
— Ну, хорошо… Ты призывал убить Аида и его сторонников, поддерживал идеи Деметры и Артемиды. Знаешь, я понимала твоё стремление защищать цели Олимпа, но не понимала, почему ты не сказал мне этого в глаза. Когда сообщили, что ты погиб в Сицилии, сражаясь с тёмной стражей, я поклялась навсегда разорвать все связи с Небесным городом, но ты оказался жив. Я успела оплакать тебя, прежде чем увидела снова… ты стоял подле Зевса на его колеснице, живой, невредимый и… совершенно чужой.
— Подожди… — Гермес и сам не понял, как поднялся на ноги. — Я никогда ни с кем не сражался, я не участвовал в войне и ни к чему не призывал, я не делал ничего из этого. Кто тебе всё это наговорил? — он провёл руками по пёрышкам крыльев на шлеме и нахмурился. — Тогда, на колеснице, я сказал, что собираюсь жениться на тебе, напомнил отцу, что Вестник всегда свободен и не подчиняется Олимпу в той мере, в какой подчиняются другие Олимпийцы… Я…
— Ты попросил моей руки у Зевса? — не поверила Геката. — Я подчиняюсь только Аиду, к нему нужно было идти!
Гермес внутренне расслабился — то, что Геката сделала акцент не на факте предложения, а на Зевсе, уже давало шанс на положительный ответ — но в то же время, почувствовал себя последним идиотом. Это была его ошибка. Геката с самого начала была права, никто на Олимпе не желал ещё прочнее связывать царство Теней и Небесный город, второй подобный брак они бы не потерпели — естественно, что кто-то попытался это предотвратить. Ему следовало раньше вспомнить об этом.
— Да… я сглупил, но идти к Аиду всё равно было не лучшей идеей. Он ведь запретил Персефоне возвращаться. Да и ты сражалась на стороне Аида, как я мог быть уверен, что ты не направишь на меня оружие?
Геката изогнула бровь.
— Нет, Аид не при чём… Персефона не вернулась домой. Это Зевс по просьбе Деметры похитил Персефону и выдвинул ультиматум. И… думай, что говоришь! Я бы никогда не направила на тебя оружие, — она глубоко вздохнула. — Зачем ты просил моей руки, если настолько не доверяешь мне?
— Никто не похищал Персефону, — возразил Гермес, — ни Деметра, ни Зевс этого не делали. Мы думали, Аид начал войну, а получается, кто-то просто…
— Лжет нам, — закончила за него Геката. — Кто-то натравил их друг на друга, но кто?
Они встретились взглядами. Затянувшееся молчание заставило их по-новому взглянуть на многие вещи и друг на друга — так чувствуют себя люди, годами жаждавшие мести за свои идеалы, а потом осознавшие бессмысленность такой мести.
— Прости, — первой сказала Геката, — я не знала, мне следовало проявить большую бдительность в делах с Олимпом… Мне следовало поговорить с тобой лично…
Гермес робко улыбнулся, шагнул к ней и обнял, притягивая к себе так стремительно, что перехватило дыхание. Геката обняла
