Шрифт:
Закладка:
Навсегда исчезло мастерство тончайшей перегородчатой эмали. Киевские эмальерные мастерские погибли при Батые, и больше это искусство не возрождалось. В XIII–XIV вв. на Русь проникают отдельные вещи лиможской эмали; в подражание им, к концу XIV в., налаживается местное изготовление эмалей в Москве, но по грубости техники и примитивности рисунка эти выемчатые эмали с накладными литыми фигурками не идут ни в какое сравнение с изящным живописным стилем эмалей XI–XII вв.[1030]
Только в XVI в. появляется вновь искусство перегородчатой эмали, но его нельзя сравнить с киевским. В XVI в. перегородки изготавливались из толстой крученой проволоки, эмалью заливались большие площади, рельефно выступавшие на гладком фоне. Решать сложные живописные задачи в этой технике было невозможно; она представляла лишь усложнение сканного рисунка и была очень далека от эмалей XI–XII вв.
Единственная вещь XIV в., содержащая прекрасные образцы перегородчатой эмали на золоте, — это саккос московского митрополита Алексея (1348–1378)[1031]. Но и эта замечательная одежда при ближайшем рассмотрении оказывается более древней, чем эпоха Алексея, с именем которого ее связывает лишь предание.
Золотые бляшки с перегородчатой эмалью, круглые или в форме квадрифолия, составляют лишь часть убранства богатой боярской или епископской одежды. Кроме них, есть еще фигурные тисненые бляшки, аналогичные бляшкам, обычным в кладах XII–XIII вв. Саженый жемчуг обрамляет золото и создает самостоятельный орнаментальный фриз. Рисунок орнамента на некоторых бляшках (эсовидные завитки и сплошная волна со спиралями) датируется первой половиной XIII в. Все части украшения ворота (ожерелья, оплечья) производят очень цельное впечатление и явно одновременны. Все рисунки на эмалевых бляшках находят себе аналогии в древностях домонгольской Руси конца XII — начала XIII вв.[1032]
Оплечье саккоса Алексея нужно считать частью древней одежды XII–XIII вв., сохранившейся без изменений до XX в. Не исключена возможность того, что эта одежда сохранилась в семье Алексея, так как он был сыном черниговского боярина Федора Бяконта, переехавшего на северо-восток. Иначе трудно объяснить, почему у предшественника Алексея — митрополита Петра были менее парадные саккосы без золота и без эмали[1033].
Итак, единственная вещь с перегородчатой эмалью, относительно которой нам известно, что она бытовала в XIV в., по времени изготовления должна быть отнесена к XII в. или к началу XIII в.[1034]
Вместе с эмалью отмирает и искусство черни, и зернь и даже простое искусство скани. Скань возрождается в XIV в., а зернь и чернение получают распространение лишь в XVI в.
Татарское разорение, бесспорно, сказалось и на внешнем виде русских городов. Строительство каменных зданий сильно сократилось, строили значительно хуже, чем в XII–XIII вв. Совершенно исчезает в Суздальской земле великолепная резьба по камню, переносившая на стены зданий фантастику паволочитых узоров. Последним зданием, украшенным этой резьбой, был Георгиевский собор в Юрьеве Польском, построенный за несколько лет до разгрома Юрьева татарами. После татар белокаменная резьба уже не возродилась.
С падением производства эмали исчезла и еще одна отрасль производства, связанная с архитектурой, — полихромная поливная строительная керамика, применявшаяся во всех зданиях XII в. с декоративными целями. Поливные изразцы вновь появляются только в конце XV в. и получают широкое распространение в XVI в.[1035]
Приведенный выше мартиролог элементов русской культуры, погибших в результате татарского разгрома, относится не ко всем русским областям. Новгород, Псков, Смоленск и Галич — это города, менее других пострадавшие от татар. Только в этих окраинных землях продолжала развиваться русская культура, но и здесь ее развитие было отягощено татарской данью.
В Галицкое княжество, которому удалось ранее оправиться от поражения, стекались ремесленники, бежавшие от татар. Внимание исследователей привлекло поразительное сходство многих архитектурных деталей Галицкого и Владимиро-Суздальского зодчества[1036].
Автор галицкой части Ипатьевской летописи восхищается постройками в городе Холме, относящимися ко времени Даниила Романовича, отмечает резьбу по камню «хитреца Авдия», описывает капители колонн в виде человеческих голов (подобные известны в Юрьеве)[1037].
Это совпадение внешности зданий и их хронологическая последовательность (галицкие позже владимирских) привели новейшего исследователя вопроса к выводу, что в создании галицкой архитектуры и резьбы по камню XIII в. могли участвовать владимирские мастера[1038].
Этот взгляд находит опору в известном летописном свидетельстве о постройке города Холма Даниилом Галицким (до 1259 г.): «Князь Данило… нача призывати. Прихожаа Нѣмцѣ и Русь, иноязычникы и Ляхы; идяху, день и во день и уноты и мастерѣ всяцiи бѣжаху изъ Татаръ, сѣдѣлници, и лучници, и тулници и кузнеци желѣзу и мѣди и сребру» (курсив наш. — Б.Р.)[1039].
Эта фраза летописца интересна во многих отношениях. Во-первых, мы получаем сведения о том, что в Галицкое княжество бежали из татарского плена ремесленники, в числе которых могли быть и мастера-резчики из Суздальской земли. Во-вторых, она содержит еще одно дополнительное свидетельство о захвате ремесленников татарами. Характерен самый список профессий, наиболее необходимых татарам: это, с одной стороны, — металлурги и ювелиры, а с другой — ремесленники, обслуживающие конное войско, — седельники (шорники), мастера луков и колчанов.
Бегство «из татар» было исключением, которое летописец счел нужным специально отметить. Более естественной была та картина, которую застал Плано Карпини в разрушенном татарами Киеве — срытые стены крепостей, развалины домов, опустевшие, обезлюдевшие города.
Глава седьмая
Деревенское и вотчинное ремесло XIII–XV вв.
1. Деревенское ремесло
Русское ремесло домонгольского времени освещено источниками неравномерно — письменными слабее и значительно полнее археологическими. Для XIII–XV вв. состояние источников по истории ремесла менее благоприятно. Письменные данные по-прежнему скромны, а археологический материал, компенсировавший ранее их неполноту, в данном случае весьма незначителен.
Совершенно исчезает многочисленная категория таких ценных археологических объектов, как городища. Уже в XII в. (а местами и ранее) городища окончательно перестали быть местами поселений, а в XIII–XIV вв. даже единичные избы на городищах уже редкость. Таким образом, исчез из научного обихода массовый материал городищ.
Открытые деревни в 3–4 двора, без каких бы то ни было земляных укреплений или насыпей, не оставляли после себя заметных