Шрифт:
Закладка:
Вскоре появилась темно-бурая фигура. Было ясно, что это разумное существо, а не представитель местной фауны. В Школе навигаторов курс практикума по общению с гуманоидами был краток, но сейчас, к счастью, общения от Клима и не требовалось. По крайней мере в обычном понимании слова «контакт».
Подождав, пока расстояние между ними не сократилось метров до десяти, Клим глубоко вздохнул и начал «погружаться», как учили в Школе. Уже через несколько секунд он почувствовал наложение образов, понятий, картинок, запахов. Погружаясь все глубже в чужое сознание, он растворялся в нем через идентификацию зрительных образов, лексических пластов, символов и, наконец, связных мыслей. Главный фокус заключался в том, чтобы не пережать ручку девиатора. чтобы чужое сознание не подавило собственное. Перекачка информации должна оставаться односторонней. Ему удалось вовремя остановиться. Решив ограничиться для начала объемом памяти в одни сутки, Клим включился на запись.
...Рыжий возвращался с работы в подавленном состоянии. Низкое небо, полосатое, как брюхо желтого дракона, поливало сгорбленных прохожих леденящим дождем, от которого не спасали даже накидки. Но он не обращал внимания ни на дождь, вкрадчивым ручейком пробирающийся за воротник, ни на одиноких ходоков. Торопиться некуда.
После обеда к нему подошел Семипал, старейшина копровщиков, и вручил перламутровую палочку вызова на Ристалище.
— Завтра в полдень!
— За что? — вырвалось у Рыжего.
Но Семипал лишь посмотрел на него с сочувствием и отошел в сторону.
Совет Великих являлся символом высшей власти. Сотни лун Великие вызывали людей на Ристалище, и ни разу Рыжий не слышал, чтобы они проиграли. Уклониться же от вызова на площадь Вилохвостого дракона было равносильно смерти. Никто не знал, на кого в следующий раз падет жребий. И сколько ни изучай танцы, ни комбинируй движения, все равно проиграешь. Ходили слухи, что Великие подправляли правила. Но легче от этого не становилось. Для Рыжего проигрыш означал получение знака отверженного, которому не место в обществе. Отмеченные судьбой жили в изолированных поселениях, выполняя самую черную работу. Никто не имел права заговаривать с ними, отвечать на вопросы, дотрагиваться до них. Полная обструкция, отказ от семьи и всех благ — таким был удел Отверженных.
Рыжий добрел до своей хижины, показавшейся сырой и промозглой, как темница. Женой он обзавестись не успел, а теперь и не суждено. Разведя в очаге огонь, он взял с полки потрепанный сборник баллад, доставшийся в наследство от отца. Но даже любимый стих «В щупальцах боли обрету свое сердце» не снял оцепенения, не вселил уверенности в завтрашнем дне.
«Проклятое завтра!»
...Долговязая фигура аборигена скрылась за поворотом тропинки, но Клим отметил это только краем сознания. Такого удачного погружения он не ожидал. Какое совпадение образов и понятий! Он уже воспринимал Рыжего как человека, с увлечением «проматывая» его воспоминания. Дальше, дальше... «А теперь пора отправляться к месту, которое он называл Ристалищем...»
Рыжий находился на площади, состоящей из множества зеленых и пурпурных квадратов. Шумела толпа. По соседству возвышалось приземистое здание храма Вилохвостого дракона, отдаленно напоминающее средневековое противоатомное убежище. Рядом с Рыжим стояли еще семеро с перламутровыми палочками. Двоих он знал: Кремень и Палец, оба с улицы Дождевиков.
Из храма вышли трое жрецов в белых плащах, их головы украшали странные конструкции — помесь короны с термокастрюлей.
Из толпы вынырнул голуболицый человечек и, сложив ладони трубочкой, прокричал:
— Выходите, Отмеченные судьбой! Поклонитесь народу. Удостойте Великих чести сразиться с вами в священном танце!
Голуболицый приблизился к ним и вдел каждому в ухо по большому черному кольцу. Восьмерка вышла на поле, заняв два ряда пурпурных квадратов. Жрецы разделились. Один из них занял позицию в центре, в то время как другие разместились по угловым квадратам. Рыжий почувствовал, как к горлу подступает противный ком: «Сволочи! Еще не начали, а уже все перевертыши. Попробуй потанцуй тут...» Перед глазами колыхалась толпа, сероватые мазки лиц на фоне ядовито-желтого неба. Внезапно откуда-то из-под земли послышалась похожая на завывание ветра музыка.
Сражение началось. Уже через три серии движений жрецы заняли большие диагонали и изготовились брать черноухих поодиночке. Неверное па — и Кремень, опустив голову, покидает поле. Попытка оставшихся в первом ряду Отмеченных объединиться для защиты была быстро пресечена. Стремительные па жрецов сразу через три-четыре квадрата с перескоком над головой жертвы не оставляли никаких шансов. Когда его сосед ринулся к центру поля, Рыжий быстро передвинулся во второй ряд. «Может быть, двигаясь по краю, удастся дольше продержаться», — подумал он. В это время белые перевертыши затеяли хоровод вокруг четверки черноухих, на время забыв о Рыжем. Пропустив несколько возможностей перескока, они словно бы выискивали какое-то особенное положение жертв. «Хотят перескочить всех сразу за одно па», — отметил Рыжий, в отчаянном прыжке выскакивая в последний ряд. Толпа взревела. Подскочил голуболицый, натянул ему на голову перевернутую корону. Черный перевертыш! Лишь ощутив на себе взгляды жрецов, исполненные ненависти, Рыжий поверил, что ему удалось прорваться в «крепость».
И все же это только отсрочка. Два белых перевертыша стояли на главных диагоналях, третий заканчивал расправу над черноухим. Рыжий двинулся на него. Перемахнув через два квадрата, он пролетел над головой белого перевертыша, клацнув возле ненавистного уха.
Конец последовал сразу после приземления...
Клим остановился. Первый раз ощущение чего-то знакомого возникло у него несколько минут назад. «Укусил, съел... должна быть какая-то причинно-следственная связь! Но не стоит преждевременно напрягаться, подсознание само сделает нужную работу и подскажет верный ход».
На площади голуболицый объявил, что сегодня высочайшей чести говорить с Великими удостоен копровщик Рыжий.
У входа в храм появился жрец:
— Сними повязку! — приказал он Рыжему. — Только Великие входят в святая святых в одежде.
Рыжий заколебался. Обнажиться перед толпой — великий позор.
— Ну! — торопил жрец. В его руке сверкнуло лезвие.
Рыжий повиновался и, сбросив повязку, шагнул в проем.
Когда глаза привыкли к темноте, Рыжий увидел перед собой возвышение, покрытое звериными шкурами с перламутровым отливом. На троне восседал сморщенный человечек в золотистой шапочке. Вокруг стояла группа жрецов. Чадящие факелы наполняли овальное помещение угаром. У дальней стены виднелась белоснежная статуя Вилохвостого дракона, искусно вырезанная из полупрозрачного камня.
Несколько секунд человек рассматривал Рыжего, затем его взгляд внезапно смягчился, черты лица застыли в маске участия:
— Поведай мне свои печали, копровщик Рыжий, — его голос звучал подобно свирели на зимнем ветру.
Рыжий беспомощно оглянулся — в руках у фигур, стоящих по углам, угадывались крепкие дубинки.
