- А комната уже готова, молодой господин. - как бы между прочим напомнил мне трактирщик, почему-то продолжая называть меня господином. - На втором этаже. Любая распахнутая дверь на выбор вам и вашей даме сердца. Подать с собой выпивку с закусками? - хитро улыбнулся он.

- А давай! - сдался я.

И с чуть слышной руганью начал выбираться из-за тесной стойки вместе с повисшей на мне двухметровой красоткой, на фоне которой сам я, наверное, смотрелся несколько бледно. Кто-то сзади, в обеденной, даже явственно засмеялся, послышались и понимающие посвистывания с последовавшим за ними громогласным хохотом. Прогулка по городским достопримечательностям откладывается - сильно, очень сильно откладывается. Возможно, что вплоть до самого завтрашнего дня - это если на любовных фронтах у нас с моей новой знакомой, имя которой мне пока неизвестно, все пройдет совсем хорошо.

Глава 16.

Глава 16.

***

До момента, когда город окончательно должен был ожить, оставалось совсем немного, уже давно рассвело. Эти крайние минуты ожидания я прохлаждался на обширном земляном пустыре, который нашелся в западной части Хашарры. Тут располагался постоянно функционирующий городской рынок - догадаться было нетрудно, пустые прилавки и кое-какой мусор вроде ломаных ящиков и передавленных овощей однозначно все это утверждал.

И я уже вижу, как по своим строго определенным местам начинали разбредаться местные торгаши - самыми ранними пташками здесь, на пустыре, оказалось целое семейство каких-то, кажется, глиняных дел мастеров. Что малые дети, что старшие поколения, все они там были невысокими и чернявыми, очень смуглыми, и с сильно вьющимися кудрями - типичные, короче, хашиды, они же степняки. Но конкретно это семейство явно было из городского «течения», лояльного монаршей власти. Это либо счастливчики, чудом сбежавшие из шести хашидских ханств - лишь бы куда подальше от своих радикальных сородичей, поехавших на почве поклонения своему жадному до крови богу-демону, - либо просто потомки таких же оседлых беглецов. Вон, расставляют сейчас на своем просторном прилавке с ярко-желтым навесом всякую ими же изготовленную посудку из глины - миски, кружки, кувшинчики, чашечки, да тарелочки разных форм и оттенков...

- Хм-м... - промычал я, с интересом посматривая на хашидскую семейку.

Ранее, еще в симуляции игры, степняки были исключительно враждебными и не вызывающими сочувствия у игроков дикарями, которые массово вырезались ради опыта и фракционной репутации, и там даже близко никакого погружения в культуру ханств не происходило. Ее даже прописано, думаю, не было, просто немытые коневоды и все тут. Воинственные обезьяны, в образе которых китайские разработчики, полагаю, не без презрения отразили кого-то из исторически исконных врагов своей древней Поднебесной. Но вот уже здесь, в новой для меня реальности, хашиды - которые изначально, напомню, темная и нечестивая раса, массово поклоняющаяся демоническому богу, - тоже нашли себе место среди благородных светлых рас. По крайней мере некоторые из их представителей...

Свои косточки я, кстати, еще прошедшей ночью скинул на одну из каменных скамей близ вышеупомянутого рыночного пустыря - почти сразу же, как покинул измятую постель с оставшейся там же варваршей, крепко задрыхшей. За сохранность множества оставленных в таверне вещичек я не волновался, поэтому девушку не выпроваживал. Просто тихонько свалил в ночную Хашарру, так до самого утра и просидев здесь. И не без удовольствия, конечно - отпугиваю, конечно, обывателей своей угрюмой рожей, но мне вообще по барабану, мне хорошо...

Напротив меня - вон, ты только руку протяни - и намочишь пальцы, - непрестанным водяным потоком журчал и бурлил фонтан. Увенчанный какой-то скульптурой, изображающей статную альвийскую красотку в подобии римской тоги, он был двухуровневым - типа, мощная вертикальная струя вырывалась из трубы в подножии скульптуры и опадала сначала во второй этаж-резервуар, и затем ниспадала уже в нижний, который на уровне земли. И уже оттуда не один и не два горожанина при мне черпали воду - либо складывая ладони лодочкой, чтобы на месте напиться, либо черпали жидкость кружками, ведрами или даже лейками. За гигиеничность ничего не скажу, не знаток волшебных миров, но никто тут не свинячил. Да и вообще, несмотря на общую, грубо говоря, отсталость и простоту - чувствуется здесь какой-то положительный, такой особенный, как говорят в русских деревнях, вайб.

«Может и не совсем дикари...» - поморщился я, отмечая весьма высокий уровень культуры и образованности населения.

Но пора бы и мне куда-то выдвигаться, отсидел уже я тут всю жопу на прохладном камне. И первая из моих сегодняшних гештальт-целей была сформирована спонтанно, когда я случайно унюхал чего-то сладкое. Нюхом никогда не мог похвастаться, и после перерождения это не изменилось, но просто источник запаха оказался совсем рядом - еще даже не вставши с каменной скамьи я обернулся через плечо и наткнулся взглядом на распахнутый проем одной из городских лавок. Буквально через дорогу от меня, в десятке шагов - тут, кроме чисто ярмарочных прилавков на пустыре, были и такие вот мини-магазинчики в домах, которые были рассредоточены по границам этой своеобразной торговой площади. И почти каждый такой домик мог покрасоваться соответствующей вывеской.

«Туда нам надо...» - сразу сориентировался я, задрав голову повыше и всматриваясь в предельно понятную мазню на вывеске заинтересовавшей меня лавки, из которой доносился гомон нескольких голосов. На деревянном щите конкретно этого средневекового магазинчика был начертан разломанный надвое пирожок с чем-то темно-красным внутри. Оно, конечно, не мои любимые химозные мармеладки, смертоносно сладкие энергетики - они же топливо войны, - и сникерсы, но тем не менее...

Хлебобулочная это была, короче.

И периодически из ее раскрытой настежь двери выбегала совсем еще нескладная и мелкая, лет тринадцати, девчонка и, иногда, женщина постарше - ее мать, полагаю, очень уж они похожи. Они таскали туда-сюда из лавки явно свежеиспеченные пироги, батоны хлеба, какие-то загогулины крендельков и прочую сдобу, сплошь заставляя ею один из ближайших к булочной прилавков. И так раз за разом, при этом активно переговариваясь со всеми прохожими и между собой, наполняя ранее безжизненный пустырь торговой площади жизнью.

Меня начало помалу накрывать кое-какими, не самыми счастливыми ассоциациями с прошлой жизнью. Тут же короткой вспышкой боли напомнило о себе аспидово проклятье, улавливая очередной потенциальный момент для провокации, для выведения меня из себя. У нее не получилось - я был готов, но все равно было как-то не по себе и тоскливо. Меня итак периодически из огня, да в полымя корежит и