Через некоторое время дверь открывается и входит Меняев. Пауза. Дубельт пишет, потом поднимает глаза.

Меняев. Здравия желаю, ваше превосходительство!

Дубельт. А, наше вам почтение! Как твое здоровье, любезный?

Меняев. Вашими молитвами, ваше превосходительство.

Дубельт. И в голову мне не впадало даже за тебя молиться! Но здоров? А что же ночью навестил? Давно не видались?

Меняев. Ваше превосходительство, находясь в неустанных заботах...

Дубельт. В заботах твоих его величество не нуждается. Служба твоя — секретное наблюдение, каковое наблюдение ты и должен наилучше выполнять. И говори не столь витиевато, ты не [в университете лекцию читаешь.]

Меняев. Слушаю. В секретном наблюдении за камер-юнкером Пушкиным...

Дубельт. Погоди, любезный. (Звонит.)

Сейчас же показывается жандармский офицер Ракеев.

Пушкина дело.

Офицер. Готово, ваше превосходительство. (Подает Дубельту папку на стол и скрывается.)

Дубельт. Продолжай, любезнейший.

Меняев. Проник дважды я в самое квартиру камер-юнкера Пушкина.

Дубельт. Ишь ловкач! По шее тебе не накостыляли?

Меняев. Миловал бог.

Дубельт. Как камердинера его зовут? Фрол, что ли?

Меняев. Никита.

Дубельт. Ротозей Никита! Далее.

Меняев. Первая комната, ваше превосходительство, столовая...

Дубельт. Это в сторону.

Меняев. Вторая комната — гостиная. В гостиной на фортепиано лежат сочинения означенного камер-юнкера.

Дубельт. На фортепиано? Какие же сочинения?

Меняев.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя...

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Дубельт. Экая память у тебя богатая!

Меняев. К упомянутому стихотворению господин Пушкин и музыку сочинил, которую свояченица его на фортепианах разыгрывает [громко].

Дубельт. Ну, почтеннейший, это ты напраслину возводишь. Насчет музыки то есть я говорю.

Меняев. Помилуйте, ваше превосходительство!

Дубельт. Фортепиано тоже в сторону!

Меняев. С превеликой опасностью проник я в кабинет и обнаружил на полу лежащую чрезвычайной важности записку: «Приезжай ко мне немедленно. Вся надежда на тебя». А записку подписал неизвестный человек — [Жулковский][102].

Дубельт звонит. Офицер входит.

Дубельт. Павла Максимовича ко мне.

Офицер уходит. Дверь открывается, и входит Павел Максимович, чиновник.

Дубельт. [Жулковский?]

Павел Максимович. Леонтий Васильевич, все перерыли, такого нет в Санкт-Петербурге.

Дубельт. Надо, чтоб был.

Павел Максимович. Нахожусь в недоумении, ваше превосходительство, нету такого.

Дубельт. Что за чудеса такие?

Другая дверь приоткрывается, из нее высовывается Боголюбов.

Боголюбов. Ваше превосходительство, Жуковский это. Шуточно подписался. (Скрывается.)

Дубельт (делает знак. Павел Максимович и жандармский офицер выходят). Сукин ты сын! Грамотный!.. Дармоеды! Наследника цесаревича воспитатель! Василий Андреевич Жуковский! Действительный статский советник! Почерк должен знать!

Меняев. Ай, проруха! Ай!.. Виноват, ваше превосходительство!

Дубельт. На ноги канцелярию поставил, два [часа] рыщут! Морду тебе бить, Меняев!

Меняев. Виноват, ваше превосходительство!

Дубельт. Дальше.

Меняев. Дальше-с, в кабинете у камер-юнкера Пушкина в правом верхнем ящике письменного стола лежит письмо...

Дубельт. Кому?

Меняев. Письмо французское, адресовано оно господину голландскому посланнику...

Дубельт. Меняев! Смотрел внимательно?

Меняев. Ваше превосходительство! Черновичок. Половина замарана. Что по-французски, что по-русски...

Дубельт протягивает руку. Меняев изумлен.

Дубельт. Подай копию. Меняев, копию подай!

Меняев. Ваше превосходительство, французское — это раз! А потом сами посудите, на [минуту] заскочил в кабинет, и так руки трясутся, ведь это рыск...

Дубельт. Жалованье получить у вас руки не трясутся ни у кого.

Меняев. Ваше превосходительство, кажись, я все силы, все меры...

Дубельт. Так вот что, Меняев! Завтра опять туда, и все по этому делу о письме...

Меняев. Ваше превосходительство, да ведь часы-то я починил! Завтра это...

Дубельт. Часы починить каждый может! Ты сломать сумей и опять починить. Словом, ступай.

Меняев. Ваше превосходительство, велите приказать мне жалованье выписать. Я ведь с прошлого месяца ничего не получал.

Дубельт. Жалованье? За этого [Жулковского] с тебя еще следует дополучить. Иди в канцелярию, скажи, что я приказал, чтобы тебе тридцать рублей выдали.

Меняев. Ваше превосходительство, что же тридцать рублей?

Дубельт. И Иуда Искариотский, един от обою на десяти иде ко архиереям, да предаст его им... Они же, слышавши, возрадовашася, и обещаша сребреники дати... И было этих сребреников, друг любезный, тридцать! В память его и вам всем плачу.

Меняев. Ваше превосходительство, дайте тридцать пять.

Дубельт. Тридцать пять рублей сумма для меня слишком грандиозная. А за каждое слово из письма, что выпишешь, русское, я тебе заплачу по полтиннику. Ступай! Да смотри лишнего не выпиши.

Меняев выходит. Дубельт звонит. Резко меняется. Напевает: «Буря мглою...» В ту же минуту открывается дверь. Боголюбов.

Погодите, Павел Максимович, одну минуту.

Боголюбов. Ваше превосходительство, срочнейшей важности дело. (Вынимает из кармана бумагу.) У меня копия... Угадать извольте?

Дубельт. И гадать нечего. Письма к Геккерену.

Боголюбов. Ваше превосходительство! Прямо вы колдун! (Подает письмо Дубельту.)

Дубельт. Отправлено?

Богомолов. Завтра утром велел отвезти Никите в голландское посольство.

Дубельт. Так. Благодарю вас, Петр Петрович.

Богомолов. Кроме того, ваше превосходительство, третьего дня я был на завтраке у Салтыкова.

Дубельт. Что новенького говорит старый [врун]?

Богомолов. Шумное собрание было! Грехи! Про государя императора рассказывает так: «видел le grand bourgeois...»

Дубельт. Вы, Петр Петрович, это на отдельной записочке относительно завтрака у Салтыкова.

Богомолов. Слушаю, ваше превосходительство. А кроме того, Петя Долгоруков.

Дубельт. Bancal?

Богомолов. Он самый. Ведь что несет, лоботряс. Вторую ногу переломить ему. Списочек показывал с пушкинского стихотворения.

Дубельт. Брюлловская картина?

Богомолов. Точно так. (Подает бумагу.)

Дубельт. Давно не читал стишков, благодарю вас. [Петр Петрович, мне одному надо остаться, у меня тут...]

Богомолов. [Слушаю-с, слушаю-с, ваше превосходительство!] Не смею беспокоить. (Идет.)

Дубельт (вслед). Петр Петрович, деньжонок не надобно ли? Прошлый месяц не брали.

Богомолов. Покорнейше благодарю, Леонтий Васильевич. Рубликов двести, двести пятьдесят?

Дубельт. А я вам триста, э! Для ровного счета, а? Вы скажите Павлу Максимовичу, что я распорядился.

Богомолов. Имею честь, ваше превосходительство! (Уходит.)

По уходе Богомолова Дубельт читает копию стихотворения, потом откладывает ее. Потом берется за копию письма к Геккерену, внимательно, жадно читает, думает, напевает сквозь зубы: «Буря мглою небо кроет...», свистит. Потом прислушивается, подходит к окну, становится настороженным, поправляет мундир и эполеты, садится за стол. Дверь в кабинет распахивается. Первым появляется жандарм, который останавливается у двери и вытягивается. Затем в дверь быстро входит Бенкендорф, делает знак глазами Дубельту, оттесняет жандарма, останавливается у дверей. Вслед за ним входит Николай. Он в шинели и в каске.

Николай (Дубельту). Здравствуй!

Дубельт (стоя). Здравия желаю, ваше величество!