— Вопрос наш состоит вот в чем, хайло, — тихо сказал он, отбросив уважительный тон. — Ты сейчас приведешь сюда техника… — при этом он вытащил из кармана здоровенный браунинг и дунул в ствол, словно расчищая дорогу для пули.

Поставленный таким образом вопрос, очевидно, удивил клерка, поскольку он даже спустил на пол ноги, лежавшие на спинке соседнего кресла. Сам внешний вид огнестрельного оружия оказался прекрасным воспитательным средством и сразу отразился на его поведении. Он почтительно поклонился посетителям, хоть они были и не в вечерних костюмах, и льстиво осведомился:

— Джентльмены имеют какое-то личное дело к технику?

— Не столько к технику, сколько к ключам от его кладовой, — уточнил Боб.

Это вполне удовлетворило любопытство клерка. Он счел своим долгом проинформировать уважаемых посетителей, что господин техник на смене и позвать его в приемную означает прервать работу станции. Не угодно ли джентльменам самим пройти к нему: это третья комната по коридору, слева, с надписью «Посторонним вход воспрещен».

Бобу окончательно надоели долгие разговоры. Он взял господина клерка за грудки и немного встряхнул.

— Не будете ли вы так добры дать нам ключи от кладовой? — объяснил он свой поступок. — Мы не располагаем временем для поисков комнаты техника. Надеюсь, все ключи хранятся здесь, в конторе?

На сей раз клерк мгновенно понял Боба, и, не мешкая, достал ключи из сейфа.

— От кладовой вот этот, большой, — заискивающе сказал он. — Но сделайте одолжение, напишите расписку, что я оказал вам сопротивление и отдал ключи только под угрозой оружия… Это просто справка для полиции. Я думаю, вы не станете причинять вред лично мне?

Рудольф охотно удовлетворил его просьбу и написал требуемую расписку. После этого клерк безразлично закурил сигарету и терпеливо ждал, пока товарищи не выбрали исправный громкоговоритель и прочее необходимое им оборудование. Клерк успел выкурить целых две сигареты, так как Боб провозился минут двадцать. Наконец импровизированный микрофон был готов. Товарищи ушли, предусмотрительно заперев клерка в кладовке, на что тот охотно согласился, косясь на браунинг Боба.

Выйдя, Боб отдал ключ от кладовой и соответствующую записку уличному посыльному, попросив передать все это через пятнадцать минуту швейцару.

Шофер уже соскучился ждать своих пассажиров и погнал машину на полной скорости, разрешенной правилами городского движения. Не прошло и пяти минут, как товарищи очутились у Центральной телефонной станции.

Здесь необходимы были решительные меры. До аппаратных залов товарищи добрались без помех, но без пропуска комендатуры охранник не пропускал их в кабинет дежурного инспектора. Пришлось заткнуть ему рот платком и, связав, тихонько отнести охранника в уборную.

В кабинете у контрольных аппаратов сидел инспектор и две дежурных телефонистки: всего трое на весь огромный многоэтажный дворец нью-йоркской телефонной станции, обслуживаввшей миллионы абонентов. Инспектору также скрутили руки и ноги и заткнули рот углом скатерти с его собственного стола. Одну из телефонисток заставили сесть на место и под угрозой револьвера Боба продолжать работу. Вторая, насмерть перепуганная, повела Рудольфа и Владимира в аппаратные залы.

Хрустальные аппаратные телефонного дворца представляли собой впечатляющее и жуткое для непривычного человека зрелище. Правильней будет сказать — и зрелище, и «слуховище». Бесконечной анфиладой тянулись один за другим длинные прозрачные отсеки со стеклянными перегородками вместо стен. Они простирались не только вдоль и поперек, но и вверх и вниз, на много этажей; и потолок, и пол тоже были сделаны из стекла. Страшно было ступать по прозрачному полу, видя под собой глубокий колодец, весь полный яркого, как днем, света… И нигде ни одного человека! Электрический ток заменял несколько тысяч работников. Телефоны включались автоматически, и миллионы неслышных разговоров бежали, куда захотят, — из аппарата в аппарат, из провода в провод, из кабеля в кабель, из одного города в другой, с одного конца континента до другого… В огромном дворце, где были сосредоточены телефонные разговоры крупнейшего в мире города, царила полная, глубокая тишина. Станция оставалась немой, молчаливой и тихой… Только шелест, — постоянный, непрестанный, еле слышный, но надоедливо-раздражающий шелест нарушал глухую немоту телефонного дворца. Это, как мыши, шуршали коммутаторы. Размещенные вдоль стеклянных стен в бесконечно длинных, горизонтальных, приплюснутых трубах, они таинственно хранили в себе волшебную работу тока. Операции включения и размыкания проводов оставались скрыты от глаза: лишь в момент соединения в пронумерованном квадратике — сердце телефона — отодвигался маленький, соответственно пронумерованный шпенек, чтобы снова встать на место, как только разговор будет окончен и собеседники повесят трубки. Здесь разговаривали не люди, а лишь их универсальные обозначения — номера. Это постоянное движение, беспрерывное клацанье целлулоидных штифтов и складывалось в раздражающий шепот телефонного дворца…

Голова шла кругом при виде этого странного, необычайного зрелища и, как мы сказали, слуховища. Однако товарищам необходимо было спешить, потому что они и без того задержались с микрофоном.

— Ведите нас к центральному кабелю главного автомата, — приказал Рудольф телефонистке.

Та уже немного успокоилась и удивленно выполнила требование странных посетителей.

Все невольно закрыли лица и уши руками.

После этого ей было велено подсоединить к центральному кабелю контрольный аппарат.

— К какому номеру подсоединиться? — спросила она.

— Непосредственно к кабелю, — был ответ.

Удивленная еще больше, она выполнила и это приказание.

Через несколько минут к контрольному проводу был прилажен импровизированный микрофон. Телефонистка, крайне озадаченная, наблюдала за странными и непонятными действиями оригинальных налетчиков.

Но ее удивление сменилось непритворным испугом, когда Владимиру наконец удалось установить и включить громкоговоритель. На мгновение бесчисленные залы дворца взорвались непредставимым, громоподобным воплем тысяч обрывков телефонных разговоров — тысяч оборванных и и слитых воедино звуков. Казалось, закачались мощные хрустальные стены и прозрачный потолок готов был обрушиться…

Все невольно закрыли лица и уши руками, ожидая продолжения этого неслыханного крика. Но он длился лишь какой-то миг. После стало совсем тихо — пораженный слух отказывался реагировать на обычные раздражители… и затем снова неугомонно и раздражающе зашелестела на своем странном языке равнодушная армия автоматов…

Рудольф, Владимир и телефонистка бросились к громкоговорителю. От него поднимался легкий дымок. От мембраны не осталось и следа: она сгорела. У контрольного аппарата болтался остаток оборванного, растерзанного провода…

Пришлось звать Боба. Он добыл новую мембрану, приладил снова, поменял конденсатор и обмотку — но, когда все уже было готово, с сомнением отодвинул устройство в сторону.

— Я не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, — чистосердечно признался он. — Мне кажется, десятку умелых изобретателей всей жизни не хватит, чтобы