Шрифт:
Закладка:
Но не только в этом странность. Если авантюрист погибнет в таком месте, его тело тоже будет поглощено скверной, вместе с его пожитками, что были на нём, а после возродится как одна из форм осквернённой нежити. И даже если его потом найти и убить, полностью раздеть и забрать все его вещи с собой, а труп сжечь, то через время он вновь будет возрождён вместе с вещами. То есть скверна просто дублирует всё, что она поглощает, искажает или порождает.
На этой веселой ноте мы закончили обучение. Незаметно год пролетел как одно мгновение, и теперь близилось время нашей спячки. Она ещё раз слетала за горным козлом, который был сразу съеден, и мы стали расходиться по подготовленным местам. Немного пройдя, я ненадолго остановился, решив проявить банальную вежливость.
— Тихого сна, мама. Тихого сна, сестра.
— Спи спокойно, сын.
— Спи спокойно… братик, — робко и неуверенно прозвучал ответ от сестры.
Посмотрев на свою семью, я развернулся и направился в дальнюю пещеру. Там меня ждала та же куча тел, но уже с изменениями. Судя по тому, что верхние тела уже успели полностью сгнить, оставив после себя лишь груды костей, можно предположить, что мама не ошиблась в подсчёте времени, и действительно прошёл год. Как ни странно, я чувствую себя вполне сносно, если сравнивать с первым процессом обучения. Наверно я просто привык к этой жизни, раз у меня даже не вызывает отвращения сама мысль спать на огромной куче, состоящей из костей и полуразложившихся трупов.
Я аккуратно забрался на самый верх и, стараясь не думать о запахе, витавшем в воздухе, медленно погрузился в сон.
Забвение, в которое провалилось моё сознание, расступилось, и я увидел бескрайнюю степь. Куда бы ни устремлял взор, везде было одно и то же. Выжженная солнцем земля без единого признака растительности, простиравшаяся до самого края горизонта. Сколько бы я не всматривался в даль, везде виднелась одна лишь пустошь. Наклонив голову вниз и опустив взгляд, я увидел свои ноги. Мои человеческие ноги. Переведя взгляд чуть правее, я увидел свою руку. Отведя взгляд влево, увидел, что и левая рука была на месте.
Не веря самому себе, в состоянии первобытного ужаса, я поднёс свои дрожащие кисти поближе к лицу и стал в них всматриваться, словно заворожённый. Это действительно мои руки. Даже есть шрам, между указательным и большим пальцем, который я получил в детстве. Мы тогда всей семьёй поехали в лес, за грибами. А когда вернулись, стали их чистить и нарезать. Помню, отец в то время всегда всё шинковал и резал в руках, на весу, без разделочной доски. Я тогда решил повторить за ним, и, зазевавшись, разрезал себе эту тонкую складку между пальцами. Шрам остался на всю жизнь: порез очень долго заживал.
Оторвав взгляд от источника воспоминаний, я пробежался по всем пальцам, будто пытаясь понять, мои ли они. А затем, медленно поднеся ладони к своему лицу, стал осторожно трогать его, ощупывать и изучать. Не было сомнения, мои пальцы скользили по обычному человеческому лицу. Не было ни вытянутой клыкастой пасти, ни роговых отростков, только гладкая кожа обычного человеческого лица. Собирая в одно целое судорожно скачущие по сознанию мысли, я решил вызвать лог-лист.
Он никак не открывался. Сколько бы усилий я ни прикладывал, всё было попусту. И вдруг меня осенило — это сон. Это очень странный сон. Моё сознание полностью ощущает всё тело от макушки до кончиков пальцев на ногах. Но ничего более я не чувствую. Даже тот страх, что был в начале, куда-то отступил, оставив после себя лишь пустоту.
Я просто стоял. Стоял, не двигаясь, смотря себе под ноги и уставившись в одну точку. Осознание происходящего давалось мне с трудом. В голове так и вертелся вопросы: а что дальше, что мне делать?
Я просто побрёл вперёд, к границе горизонта, пытаясь по пути зацепиться хоть за одну дельную мысль, которая должна, рано или поздно, появиться. И я шёл и шёл, шёл и шёл…
Не знаю, какое расстояние я уже преодолел. Я пытался считать по секундам время, но постоянно сбивался и отбросил эту затею. Ориентирование по солнцу тоже не приносило результатов: сколько бы ни всматривался на звезду, светившую в небе, она так и не сдвинулась с места. Она словно прикована этому безоблачному, белёсо-синему небу.
Вниз. Лишь это слово мелькнуло у меня в сознании.
Действительно, если нельзя дойти до края горизонта, то может быть, я смогу докопаться до самого дна.
Я резко остановился и, опустившись на колени, попытался руками раскопать небольшую ямку в земле. Но почва оказалась настолько твёрдой, что как бы ни пытался отковырять хоть немного, получилось лишь поцарапать поверхность, оставив лишь неглубокие бороздки. Немного сжав руки в кулаки, я осмотрел свои ногти, но обнаружил, что под них не забилась ни одна песчинка, будто бы своими руками и не пытался начать копать. Немного посидев и обдумав этот факт, было принято решения продолжить попытки раскопать хоть небольшое углубление.
Постепенно царапая грунт и откидывая небольшие кучи земли и песка, я смог пробиться сквозь твёрдую корку. В моих руках оказалась земля, жирная, словно чернозём, и в то же время очень пластичная, будто глина. Не прикладывая почти никаких усилий, моя рука погружалась по локоть в эту почву. Вытащив руку обратно, я решил не прерываться ни на секунду, и продолжил раскапывать яму, постепенно расширяя её границы и уходя всё глубже и глубже.
Не зная счёту времени, я осознал себя лишь тогда, когда был уже по пояс в яме. Разрыв очередную порцию почвы, я увидел нечто белое, выглядывающее из-под слоя земли. Поддел пальцами этот объект и, с небольшим усилием, всё-таки смог вытащить его наружу.
В руке была кость. Обычная белая кость. Не уверен, от какой части тела, руки или ноги, но то, что это действительно кость, у меня никаких сомнений не вызывало. Осмотрев немного странную находку, откинул её в сторону и продолжил раскапывать дальше солидных размеров яму, в надежде, что может быть смогу ещё что-то найти.
Вскоре я нашёл — целые груды костей и различных частей скелетов стали попадаться мне. По начало немного, можно даже сказать редко. Но потом их количество начало расти, и вскоре уже вместо земли, я стал раскидывать эти останки.
Откинув в сторону очередную кость, взглядом зацепился за что-то, сильно выделяющееся на этом белом фоне.
