(убираешь), отложной воротник, юбку выгулять, в шляпе, поехать в город, частенько, да вот не доходят; на что мать, указывая на гардеробную, сказала: перья страусиные, самые красивые, когда-то очень модно, танцевали, музыка; после чего хозяйка крикнула сыну: открой-ка ящик, музыкальная шкатулка, покрути, ключик там, музыку послушать. Сын ссутулившись повернулся к музыкальной шкатулке и повернул ключ, раздался треск. Я услышал, как во внутренностях аппарата напряглась пружина, щелчок, я уже поднял было руку, чтобы показать сыну, что дальше, если он не хочет, чтобы лопнула пружина, поворачивать ключ нельзя, но было уже слишком поздно, только я поднял руку, раздался треск, а затем — короткий дребезг и звон; сын замер с ключом в руке. Хозяйка вскочила, опрокинув при этом наполовину полный кофе стакан матери, кофе разлился на стол и подол юбки матери, которая не успела отодвинуться в сторону; хозяйка протиснулась мимо отца, господина Шнее и капитана, задев рюмку, которую капитан выставил перед собой, и содержимое рюмки, пусть и несколько капель, попало на обшлаг сюртука капитана; мать, отряхивая юбку и протискиваясь мимо стола, зацепилась ногой за ножку стола, ботинок соскользнул, и она заковыляла к отцу, который успел протянуть руки, чтобы поймать ее, но не успел отставить и выпустить стакан кофе из одной руки и рюмку с ликером из другой, вследствие чего и кофе, и ликер забрызгали и платье матери, и штаны отца. Хозяйка, выставив руки, чтобы схватить торчавший из музыкальной шкатулки ключ (который легко поддался бы в ее пальцах), сорвала далеко развевающимися за ней завязками фартука со стола утюг, утюг упал на втянутую перед пробегавшей хозяйкой, но тут же вновь выставленную ногу господина Шнее, что в ту же секунду вызвало у господина Шнее громкий крик, после чего он глубоко согнулся над ушибленной ногой и со свистом дул на ботинок. Хозяйка добралась до ключа, руки выставлены далеко вперед, ноги еще позади; сын, выпустив ключ, отпрянул назад; ключ, как я и ожидал, легко и без сопротивления повернулся в углублении. Шкатулка поломалась, крикнула хозяйка, в город отправить, чинить. Отец крикнул: немедленно, сегодня же вечером, возьмешь ее, и завтра рано утром будешь в городе, завтра рано утром пойдешь к слесарю, сразу, пешком, всю ночь. Я взял музыкальную шкатулку и выскользнувший из отверстия ключ, который держала в руках хозяйка, и передал музыкальную шкатулку и ключ сыну; сын, глубоко опустив голову, взглянул на меня исподлобья, голубоватые белки глаз мерцали вокруг черных зрачков, затем быстро прошел по комнате с музыкальной шкатулкой и ключом в руке мимо спинки дивана, столов и комода, открыл дверь, вышел, закрыл за собой дверь, пересек коридор и спустился по лестнице. Слышно было, как хлопнула дверь кухни. В притихшей после ухода сына комнате снова начались разговоры. Говорили о сломавшейся музыкальной шкатулке, об утюге, о разлитых кофе и ликере, о пятнах на одежде, и через некоторое время фразы все больше и больше переплетались вокруг только что случившихся событий; из слов хозяйки и матери, которые обе вернулись (хозяйка — от стола, на котором стояла музыкальная шкатулка, а мать — встав с колен отца, на которых сидела) и снова заняли место на диване, удалось понять, что они говорили о фартуках, блузах, юбках чепцах, лентах и шляпах, а из слов господина Шнее, который вновь откинувшись сидел в кресле, и слов капитана, промокнувшего пятна на сюртуке носовым платком, я смог разобрать, что речь шла о глаженных брюках, моделях обуви, чищенных и не чищенных ботинках, кавалерийских сапогах, скаковых лошадях и винном погребе в городском гарнизоне; из замечаний отца, лицо которого во время происшествия с музыкальной шкатулкой налилось кровью и посинело, но после ухода сына снова приобрело естественный цвет, было понятно, что он говорит о телесных наказаниях, шпицрутенах, повешении, обезглавливании, заключении в тюрьму, утоплении, сжигании на костре и изгнании. Разговор вокруг меня продолжался и перешел в разнообразный всеобщий гул, тогда как доктор, едва ли обративший внимание на происшествие с музыкальной шкатулкой, но непрестанно разматывавший перевязку на голове одной рукой, а другой скатывавший бинт в рулон, отлепил со лба последний фрагмент бинта с запекшейся кровью, а батрак, гортанно воркуя, вытащил из кармана колоду карт, перетасовал карты и принялся сдавать себе и портному, подвинувшему табурет поближе к батраку. Бросив пару карт себе под ноги, батрак сказал: валет и девятка, а портной, бросив карту к этим двум, сказал: тройка, батрак, тут же бросив к уже лежавшим на полу картам две новых, крикнул: король и двойка, на что портной бросил пару карт из своих, выкрикнув: король и туз. Доктор изможденно откинул голову на спинку кресла; на лбу у него виднелся широкий нарыв, который он осторожно ощупывал мизинцем левой руки. Хозяйка и мать поднялись, продолжая говорить о подолах, перламутровых пуговицах, петлях корсета шляпных булавках и брошах, и отошли, прижимая платья, мимо овального стола, стула отца, плетеного стола с керамической вазой, еще одного пустого черного стула, к двери гардеробной, распахнули дверь гардеробной и вошли (хозяйка впереди) в полную платьев комнату, а мать, перешагнув порог, закрыла за собой дверь. Как только дверь закрылась, изнутри послышались глухие крики, из которых я разобрал следующие слова: замок, никак, нажимай, тяни, заперло; затем последовали удары по двери изнутри. Все кроме доктора повернулись к двери гардероба, но еще несколько мгновений оставались, пока шум ударов нарастал и пока не поняли, что произошло, сидеть, а затем, первым отец, вторым капитан, третьим господин Шнее, четвертым батрак, последним портной (я остался стоять у окна), вскочили и поспешили, настолько, насколько быстро могли передвигаться между стульев, столов, ламп, комодов и кадок с растениями, к двери гардероба. Где ключ-то, крикнул отец к двери, в которую в этот момент бил кулаком капитан; ключ где, крикнул он еще раз, но из-за ударов капитана последовавший изнутри ответ расслышать было невозможно. Отец крепко схватил капитана за руку и еще раз крикнул, где ключ, изнутри глухо раздалось: нету ключа. Нету ключа, переспросил снаружи капитан, и пока изнутри неразборчиво кричали какие-то слова, отец повторил: нет ключа. А где ключ, крикнул батрак, а господин Шнее сказал батраку: нету ключа, пропал ключ, голос хозяйки за дверью в это время все еще кричал что-то непонятное. Пропал ключ, кричал отец к двери, изнутри невнятно раздалось что-то вроде: пропал, нажимайте, задохнемся; отец крикнул: поднажмите, не то задохнутся, и сам с силой толкнул дверь, которая, однако, не подалась. Затем дверь толкнул капитан, но она и его выдержала, как