Диагноз подтвердился спустя несколько недель. Я не хотел говорить об этом Еве, но болезнь давала о себе знать каждый день… каждый час. Паралич при БАСе прогрессировал у всех людей по-разному. Диапазон скорости поражения двигательных нейронов был велик – от нескольких месяцев в худшем случае до десятилетий при благоприятном течении, если здесь уместно слово «благоприятный» при болезни, в итоге полностью парализующей человека. Еве не повезло. Через месяц после обнаружения страшного диагноза она лишилась речи и подвижности верхних конечностей. Иначе говоря, руками она больше не могла двигать. Руками! Девочка, рожденная с церебральным параличом, всю жизнь просидевшая в инвалидной коляске, лишилась возможности двигать руками! Я не верю в Бога. Теперь я знаю, его нет. Его не может быть! Не может существовать адекватное всеобъемлющее сознание, любящее свое творение – нас, людей, и при этом посылающее нам такие испытания, такие мучения! Нет Бога! А если он и есть, то это садист! Сумасшедший садист, извращенец, находящийся там, на небесах, и похотливо ухмыляющийся, видя, как страдает двенадцатилетняя девочка!

Еще через пару недель БАС отнял у нас все, кроме нескольких лицевых мышц. Моргать Ева пока тоже могла.

Я сидел на краю дивана возле Евы. Дочь уже спала, а я все никак не мог отойти от нее. Сидел и пил дорогой коньяк, который выменял у Шурика на зимние ботинки. Выменял я, кстати, сразу несколько бутылок. У них на винно-водочном зарплату начали выдавать алкоголем. Шурик при всех трагичных обстоятельствах нашего убогого государства живет сейчас неплохо. Благодаря бартеру, он может получить практически все что угодно. Жаль, я всего лишь жалкий ненужный врач. Надо было вместо медицины на табачную фабрику идти или на тот же винно-водочный.

Глядя на обездвиженную Еву, я думал о том, что она там представляет в своем сознании. Что делать, если ты теряешь связь с реальным миром? Уходят ли такие люди в вымышленную реальность? В реальность, где они могут все что угодно! Бегать, прыгать, летать… Да хоть даже стать бессмертными!

Я отпил из горла и понял, что от яблока, которым я закусывал, остался даже не огрызок, а скорее огрызок огрызка. Зайдя на кухню, я включил свет, и мне бросилось в глаза мельтешение на стене возле хлебницы. Тараканы, в мире которых мы живем, кинулись врассыпную. Может, я и пьян сейчас, но не шучу. Я серьезно считаю, что мы живем в их мире, ведь тараканов на планете больше, чем нас, и они появились раньше, чем мы. И кажется мне, они нас переживут. И мы окажемся всего лишь мигом в тянущейся сотни миллионов лет жизни тараканов.

В холодильнике не осталось ничего, кроме каши Евы, которую я вводил ей с помощью шприца через трубку прямиком в желудок. Трубку я вставлял ей каждый раз перед кормлением или питьем. Рвотный рефлекс, который, несомненно, имелся у здорового человека, у Евы теперь отсутствовал. Мышцы попросту не сокращались, поэтому впихнуть ей эту чертову трубку через рот мне было несложно.

Я положил немного каши в кружку (все тарелки стояли грязные в раковине), взял из столешницы чайную ложку и вернулся в комнату.

Ева настороженно посмотрела на меня сонными глазами. Я сел возле девочки и провел пальцем по ее кисти.

– Попробуй пошевелить, – сказал я заплетающимся языком.

Дочь покосилась на меня.

– Подумай о том, как твоя рука двигается. Сделай это.

Ева нахмурила брови.

– Я думаю о том, чтоб мой палец согнулся, и он сгибается. Попробуй. Просто подумай об этом, – сказал я, глядя на свой мизинец.

Дочь отвела взгляд.

– Просто подумай об этом! Пошевели рукой! Не бросай меня тут в этом аду! – я хлопнул рукой по дивану.

У Евы потекла слеза.

– Прости, – я сполз на пол и приблизил свое лицо к лицу дочери, – я знаю, знаю… конечно, ты уже пробовала думать об этом. Если бы все было так просто. Я идиот. Прости. Все мозги пропил…

Ева начала часто моргать.

– В туалет отнести? – спросил я.

Дочь моргнула два раза, на нашем новом языке это значит «Да».

Я взял ее на руки…

* * *

Утром после завтрака я, как обычно, сидел возле Евы. Дочь лежала на боку лицом ко мне и читала научно-популярный журнал о космических телескопах. Ева обожала научпоп. Я читал газету, которую оставляют у нас в подъезде. Интернет опять, как назло, не оплачен, а до пособия неделя.

Ева могла морщить лоб, и я приклеил к ее лбу на скотч нитку, другой конец которой был привязан к колокольчику. Колокольчик я закрепил булавкой на диване. Когда мне нужно было перевернуть страницу, Ева морщилась, и я, услышав негромкий звон, помогал дочери продолжить чтение. Колокольчик стал ее голосом. Стал возможностью воздействовать на окружающий мир. Стал спасением в сложившихся условиях.

Завязать с алкоголем я решил, когда под утро проснулся от мерзкого звона. Мне снился сон, как я драю шваброй колокольню от экскрементов. А рядом со мной горбатый коренастый мужчина изо всех сил бьет в колокол. Я мою пол колокольни, морщась от запаха фекалий, которые появляются снова и снова. Там, где я только что помыл пол, спустя секунды появляется новая куча. А звонарь все бьет и бьет в проклятый колокол.

Поднявшись с кровати, я, пытаясь сфокусировать зрение, уставился на Еву, изо всех сил посылающую сигнал в наш колокольчик.