Интересненько! Мой кабинет, мой сейф, моя картина — я повнимательней пригляделся к собеседнику. Попытался вспомнить фотографию в газете, которую показывал Стеча — вроде мужичок похож на ювелира. И тогда получается, что он сам себя и ограбил. Крылышками воробья, которому их потом подрезали.

Картинка сменилась, пошла вторая часть.

Дело сделано. Ленька, переполненный радостью, крался по темной комнате, обнимая, как маленького ребенка, угловатый мешок с добычей.

Но радовался недолго.

От перепада эмоций меня тряхнуло, будто сначала щекотали, а потом неожиданно крапивой обожгли. Наш вор уже успел дернуть щеколду на окне, как заревела сигнализация, вспыхнул свет и в комнату с ружьем в руках вбежал ювелир. Выглядел смешно — ночнушка до пола, ночной колпак. А за его спиной уже слышался топот подбегающей охраны.

«Не пали, это же я…» — промямлил удивленный Воробей и собирался уже продолжить. Я прям чувствовал, как формируются мысли у него в голове. Продолжить про уговор и сам же нанял, а теперь дуркуешь.

«В окно прыгай…» — скомандовал ювелир: «По плану все, завтра в трактире свидимся…»

Ленька выдохнул, на мой взгляд, слишком уж радостно. Тут не надо было в голове у него сидеть, чтобы понять, что никуда утром он не собирается. Ювелир, судя по промелькнувшей в глазах ухмылке, похоже, тоже.

Воробей вспорхнул на подоконник и втиснулся в раму. В этот момент ювелир дернул светильник, висевший на стене. Послышался лязг, скрежет, свист летящего металла и… картинка оборвалась.

«Эй! Куда? Ну, на самом же интересном месте…» — обиженно засопела Харми: «Мальчики, что там дальше то?»

«Предположу, что дополнительное бронирование, которое блокирует все входы и выходы в случае тревоги…» — начал Ларс.

«А если короче?» — скривилась Харми.

«Если короче, то голову ему отрезало, когда из окна высунулся…» — продолжил профессор и уже собрался рассказать нам про устройство подобных механизмов, как вернулась картинка.

Бледное, полностью бесцветное изображение, которое Воробей транслировал уже в режиссерской версии фобоса.

Страх, неуверенность, полнейшее непонимание того, что происходит, растерянность. Взгляд снизу, сквозь кусты, потом точка зрения устремилась ввысь, пролетела вдоль стены, уперлась в стальной щит, закрывающий окно. Все зависло в очередном Ленькином тупняке, но, к счастью, звук сигнализации выключился и защитные ставни поползли вверх.

Ювелир времени даром не терял — бумаги на столе разбросаны, сейф нараспашку (хотя Ленька его прикрывал). Я заметил нишу в стенной панели, которой не было раньше. Неприметная дверка была открыта, и ювелир пытался впихнуть туда мешок с добычей. Справился и закрыл потайную дверку. Весь обзвдыхался, а потом и обкряхтелся, пока переваливал обезглавленное тело через подоконник.

Выкинул Леньку в окно, выстрелил в потолок и бросился из комнаты, крича при этом: «Воры! Воры! Ограбили! Один ушел, прячется где-то в саду!»

А через минуту появился на улице в сапогах и накинутой на плечи шубе. И начал тупо бегать от окна к ограде, а потом по саду, оставляя на снегу следы мифического второго вора.

Я отключился. Прервал картинку и вывалился в реальный мир, где вокруг меня плясали замерзшие Стеча с Банши.

— Стеча, а напомни, чем здесь дело-то закончилось?

— Ну, брр, — здоровяк подул на руки, — Два грабителя, один погиб, второй ушел. Украли ценностей на пятьдесят тысяч, может, больше. Там страховая еще разбирается, сколько выплатить. Но ювелир внакладе точно не останется.

— Ясно, — я посмотрел на дом, в комнате глухой горничной зажегся свет. — В общем, кинул ювелир всех. Подговорил Воробья, слил ему все входы и выходы, а потом сам и прикончил ради страховки.

— Херасе! — Стеча вскинул брови, а потом нахмурился. — Это плохо. С самого начала знал, что плохая идея с «красными рубашками» связываться. Хрена лысого нам Клепа поверит, что ограбления не было. Решит, что мы себе захапать все хотим. А нам сейчас еще одна война не нужна. Черт!

— Подожди, — вклинилась Банши, обращаясь ко мне. — То есть драгоценности еще там и ты знаешь все входы и выходы?

— Получается так, — я задумался, мог ли ювелир успеть все перепрятать.

— Ммм, — деловито протянула блондинка, — Ты сейчас думаешь о том же, о чем и я?

— Похоже на то, — я заметил, как вернулся Воробей, тело фобоса с головой в руках выплыло из-за дерева. Белые глаза на щербатом лице внимательно, даже с надеждой смотрели на меня.

— Эй, вы чего задумали? — попытался возмутиться Стеча.

* * *

В голове заиграл «Сплин» — ушлые фобосы, считывая мою память и эмоции, устроили мне музыкальное сопровождение. Муха подпевал, а Харми с профессором мычали в такт, создавая аккомпанемент.

«Скоро рассвет, выхода нет. Ключ поверни и полетели…»

Ключ повернул Воробей. Я проскочил по всем инструкциям к входной дверке и уставился на совершенно новый замок, не ту ржавую рухлядь, что была в воспоминаниях. Но Ленька не ушел, крутился рядом, а когда понял, что мне нужна помощь, аккуратно, будто спрашивая разрешения, коснулся моего сознания. И получив его, прямотоком ушел в мои пальцы.

Попросил финку, слегка разочарованно послал в мозг картинку с правильным набором отмычек на будущее и инструкцией, где их купить.

«…Добро пожаловать в семью что ли?» — уточнил Муха.

«А что голосование не будем устраивать?» — спросил Ларс: «Он же вор! А вор должен сидеть в тюрьме. Вдруг он у нас личные вещи будет тырить?»

Я физически ощутил возмущение Воробья и желание огрызнуться на старого профессора, но показать себя было важнее. Он сосредоточился на замке и пока Муха спорил с профессором в фоновом режиме, быстренько вскрыл замок. Проявился передо мной в виде летающей головы и вопросительно посмотрел на меня.

— Давай, что уж там, — я достал душелов и открутил крышку. — Надеюсь, сработаемся.

Пришла теплая волна одобрения, уверенности и благодарности, а голова фобоса, как джин в лампу, втянулась в душелов.

Ладно. Дальше я сам знаю. Тут переступить, тут поднырнуть.

Прислушался и нырнул в нишу за шкафом с садовым инструментом, пропуская мимо медленно шаркающую старушку со свечой в одной руке и полотенцем в другой. Черт, просыпается уже народ, надо ускоряться. Проверять слух горничной не стал, подождал, пока она скроется за дверью и пошел на второй этаж.

Без проблем нашел кабинет ювелира. Убедился, что новых ловушек не поставили, и поскорее юркнул в комнату, слыша шаги по коридору. Тяжелый шаг, зевота и луч света под ногами, проскочивший под дверью. Пронесло.

В комнате так никто и не убрался — открытый сейф, разруха на столе, гильза на полу. Возле каждого элемента преступления стояла табличка с цифрой. А засохшая кровь возле подоконника дополнительно еще была обведена мелом. Типа идет следствие — все опечатано.

Нужную мне панель на всю ширину (и с запасом по бокам) прикрыли картиной, той самой, что осталась от батюшки. Он же на ней и был изображен — стремный дед в духе картины-мема «Американская готика». Мрачные краски на заднем плане — какая-то мастерская, и широкая морда с кустистыми бровями и залысинами на переднем. Взгляд тяжелый, недоверчивый. В руках медная паяльная лампа, напоминающая окуриватель для пчел. Выглядел агрегат по стимпанковски просто — перевернутый бидон, ухватистая деревянная ручка и обрезок трубы с узким носиком с одной стороны и винтом с другой. Все это в заклепках и медных скобах.

Что-то не так было с картиной. Художник мастерски передал угрожающее настроение. Во взгляде, в напряженных мышцах на руке, сжимающую горелку. Такое лицо можно смело в мастерских вешать, лучше любого мотиватора на работу сойдет. Здесь сразу и контроль качества, и угроза расправы паяльником.

Рисовал одаренный, чувствовалась энергия, но я не мог понять, от работы в целом веет силой или конкретно от портрета. На ощупь рама оказалась холодной и липкой, будто что-то сладкое здесь высохло. И неожиданно тяжелой, нормально схватиться не получилось, и я просто оттащил ее в сторону.

«Матвей, у него глаза дернулись…» — предупредила Харми: «Он за нами смотрел и сейчас смотрит…»

Я перевел взгляд на картинку. Лицо старика будто стало хитрее, кажется, что косится, но из картины пока выпрыгивать не собирается. Я прошелся по комнате, стянул скатерку с журнального столика и исключительно ради душевного спокойствия Харми (сам то я не вздрагивал от каждого скрипа или порыва ветра, дующего сквозь забитое досками окно), накрыл картину тряпкой.

После того как злобного мужика прикрыли, стало легче