мама, что спала в те ночи? Если бы все можно было предугадать, стала бы она коротать время в кухне вместе с мужем? А я? Спускалась бы я составить родителям компанию вместо того, чтобы с наушниками от плеера в ушах крутиться в постели при работающих на полную мощность батареях? Просто быть рядом с папой и ощущать, как проходит ночь. Показывать ему свои рисунки. Интересоваться, о чем он думает, поднимаясь вечерами на утес.

Начинается дождь. По пембрукширским меркам это и не дождь, а так, легкая морось. Догадываюсь, что он очень теплый.

Раньше я считала, что отец ходит ночами в кухню, чтобы почитать в тишине. Теперь у меня появились другие предположения — возможно, он готовил свои замечательные бутерброды с яйцом и креветками. Возможно, ночь за ночью он разглядывал ложку, спрашивая себя, откуда она взялась, черт побери. У моего отца была своя безмолвная жизнь.

В Пембрукшире дождь не оказывает особого влияния на жизни людей. Фраза «Дождь идет» звучит там так же обыденно, как пауза в конце предложения.

Во Франции все иначе, и потому сам факт, что здесь тоже бывает дождь, успокаивает меня и дарит долгожданный сон.

Знакомство с аборигенами

На рассвете меня будят жужжащие мухи. В поле, весьма помпезно названном «Кемпинг», маленький мальчик играет со щенком. Прячу лицо в глубь спального мешка.

Зря я это сделала: спустя несколько минут мальчик отпускает щенка, тот влетает ко мне в палатку и принимается жевать мои волосы. Нехотя высовываю голову и по-французски желаю мальчику доброго утра. Тот не реагирует. Наверное, деревенский дурачок.

— Надо пойти и заплатить моей матери, — вдруг произносит он строго.

Киваю и начинаю выпутываться из спального мешка.

— Надо пойти и заплатить моей матери, — повторяет мальчик громче.

Французские слова приходят мне на ум с превеликим трудом.

— А где… найти… вашу… твою… маму… подскажи, пожалуйста.

Он скрещивает руки на груди и ждет. Я выхожу, щенок остается в палатке — думаю, собрался пописать на мой спальник. Мне хочется есть. Этот мальчик меня раздражает. Он что, решил — я улизну отсюда, не расплатившись?

Его мать, сидящая в конторе, которая примыкает к ферме, тарахтит как пулемет, не замечая, что я мотаю головой в знак непонимания. Улыбаюсь, желая доказать ей, что от меня не исходит ни малейшей угрозы. Дама размахивает перед моим носом табличкой с цифрами и схематическими рисунками — палатка, две палатки и так далее. Я говорю, что заплачу по тарифу «Одна палатка», но собеседница стучит пальцем по табличке и что-то брюзжит. Мальчик забавляется, дергая дверную ручку, чем действует мне на нервы. У меня на душе становится тоскливо, я недоумеваю, почему мы с этими людьми не способны понять друг друга, ведь, казалось бы, нас разделяет всего лишь пролив Ла-Манш, а не бездонная пропасть? Достаю банкноту. Фермерша оживленно машет рукой, я вручаю ей деньги, и она прячет их в карман. Мальчик оставляет дверь в покое, кивком приглашает меня возвращаться вслед за ним на поле. Придя в палатку, обнаруживаю на спальном мешке грязь, слюни и жеваную ежевику. Похоже, щенка вырвало.

Мальчик снова ершится передо мной — руки скрещены на груди, во взгляде вызов. Глупый щенок лижет пальцы моих ног, а я не знаю, можно ли вытащить из багажника канистру с водой и плитку, чтобы вскипятить чай или хотя бы почистить зубы.

Отъехав от злополучной фермы-кемпинга на десять километров, я встречаю дорожный указатель с надписью «АВАЛОН». Авалон упоминается во многих валлийских мифах. Именно в Авалоне был выкован Экскалибур, меч короля Артура. При виде знакомого названия вдали от дома я тотчас начинаю чувствовать себя увереннее. Предвкушаю, как зайду в уютную пекарню и полакомлюсь прелестными французскими булочками с шоколадом, которые значатся в меню воображаемых кафе миссис Ллевеллин. Предвкушаю теплую встречу с приветливыми и обходительными французами.

Спустя четверть часа доезжаю до указателя «Авалон» с красной каймой. Стало быть, я на месте. Авалон окутан светом, всюду внушительные каменные дома, каждый из которых дышит историей, тут и там пестреют герани и петунии, подтверждающие великолепие местного климата. Пятеро ребят гоняют в футбол на маленькой площади, залитой солнцем. Я во Франции, и это великолепно!

Нарезаю три круга по городку. Если не считать юных футболистов, он выглядит безлюдным. Пекарня закрыта. Кафе на рынке тоже. Двадцать пять минут третьего. Если верить дорожному атласу, до ближайшего нормально населенного города час езды. Решаю припарковаться возле площади и поразмыслить.

Когда я роюсь в багажнике «вольво» в поисках пакета с хлебом, в бампер врезается футбольный мяч. С ужасом думаю, что на меня напали (все-таки утреннее знакомство с аборигенами выбило меня из равновесия).

Мне не впервой уворачиваться от летящего мяча. Дома, стоит мне прийти на пляж и устроиться с альбомом для рисования на коленях, я тотчас становлюсь мишенью какого-нибудь игруна. «Никогда не показывай свой страх» — девиз моей матери. «Сторонись идиотов» — девиз Помпона. «Остерегайся голых мужчин в кустах» — девиз Нану. «Не обращай внимания на приставал» — мой девиз на пляже Солвы.

Мяч бьет меня по ногам, я поднимаю голову и озираюсь со взглядом убийцы, жестокого и неумолимого. Этакого Стива Маккуина из фильма «Вздымающийся ад». Пятеро футболистов хихикают. Один приближается к «вольво» и стирает пыль с наклеек на заднем окне.

— Почему на твоей машине наклейка с драконом?

— Это символ моей страны, — отвечаю я не без гордости.

Завороженные маленькие французы обступают меня. Чувствую себя Джейн, высадившейся в джунглях. Или наоборот — матерью Тарзана, выставленной на показ в Британском музее.

Ребята рассказывают, что они двоюродные братья, каждое лето приезжают в Авалон на каникулы. Мой сомнительный французский их совершенно устраивает, между нами устанавливается своего рода языковая гармония. Уточняю у ребят, не нарушу ли я каких-нибудь запретов, если достану плитку и погрею себе еды. Они заверяют, что нет, и я со спокойной совестью вынимаю из багажника плитку, разжигаю ее и разогреваю одну из банок с консервами, которые прихватила из дома. Всего у меня при себе шесть банок, в основном с запеченной фасолью и куриным супом. Когда содержимое кастрюльки закипает, детвора морщит носы.

Вскоре мои новые знакомые опять стучат по мячу и вопят, а я беру ложку и с наслаждением поедаю фасоль.

Благодаря ложке мой первый завтрак во Франции приобретает неповторимый вкус.

Не впечатлил

Мои новые друзья предлагают съездить на озеро. Вернее, распихивая друг дружку, забираются в «вольво» и уверяют меня, что им