Когда Дональд встал с кровати, медленно убрав свою руку с ее руки, Грейс позабыла о тете – да и кто мог бы думать об этой деспотичной, пожилой, толстой женщине в тот момент, когда они шептали друг другу «О, дорогой, я так люблю тебя». Но где-то в глубине души Грейс поклялась заставить Аджи взять свои слова обратно. Да, да, я это сделаю, подумала она. Никто, ни один человек в мире не должен питать антипатию к Дональду… да никто и не смог бы.

К концу медового месяца она немного устала осматривать образцы византийской, готической и прочей архитектуры. Грейс тайно желала скорее поселиться в доме викария и – как она признавалась себе – изменить жизнь Дональда. Она точно знала, каких перемен добьется в этом большом, пронизываемом сквозняками доме, но понимала, что действовать надо осторожно, потому что Дональд особо подчеркнул: она должна жить по его средствам. А тетя Аджи-то говорила…

К тому времени Дональд жил в деревне Декфорд всего три месяца и, как он выразился, пока прощупывал почву. Грейс знала, что он все еще очень расстроен в связи со своим переводом сюда из церкви Святого Бернарда. Когда это случилось, он сказал: "Ты хочешь знать, почему я вынужден был уйти оттуда. Ну, если ты уделишь мне должное внимание, то за несколько дней я просвещу тебя по части истории церкви. Я начну от Реформации,[7] – его голос стал печальным. – Как ты знаешь, я воспитывался на принципах высшей церкви,[8] а Святой Бернард всегда был известен, как низшая церковь.[9] Когда меня отправили туда, я должен был потихоньку свести два направления вместе, но я действовал слишком усердно, перестарался и стал вызывать у некоторых людей раздражение. И вот меня перевели в маленькую деревеньку, где, как ни странно, – он засмеялся, – прихожане довольно неравнодушны к внешней атрибутике". Когда он рассказал ей все это, Грейс поняла, что любит его и не может жить без него; в тот день, когда Джеральд окончательно переехал в Декфорд, он попросил ее руки, и она бросилась в его объятия…

Но Грейс не суждено было жить в Декфорде. Судьбе было угодно, чтобы всего за три дня до возвращения молодоженов из Италии в тех местах пронеслась буря, и одна из больших печных труб дома викария, пробив крышу, упала внутрь и вызвала значительные повреждения жилища. Дядя Ральф взялся найти им временное пристанище. Его выбор пал на дом покойной мисс Таппинг, который назывался Уиллоу-ли. Дом с обстановкой был выставлен на продажу, этим вопросом занимался Бертран Фарли, адвокат мисс Таппинг. Он был не против сдать дом на несколько недель – страну охватил кризис, и было маловероятно, что Уиллоу-ли в ближайшее время купят; Бертран Фарли втайне полагал, что продать эту недвижимость вообще невозможно ни за какую цену.

Итак, Грейс поселилась в доме, который до глубины души восхитил ее своими изящными формами, и она немедленно решила сделать все, что будет в ее силах, чтобы остаться здесь навсегда, потому что ее Дональду – она это сразу заметила – дом тоже понравился. Но он признался в этом лишь тогда, когда месяц спустя они собирались покинуть Уиллоу-ли. Именно этого момента ждала Грейс, и сейчас она воплотила в слова то, о чем постоянно думала с тех пор, как впервые переступила порог этого дома. Почему они не могут жить здесь постоянно? Почему они не могут купить Уиллоу-ли?

Дональд встал на дыбы – предложение Грейс было отклонено полностью и окончательно. Нет, говорила Грейс, я не забыла о нашей договоренности: мы должны жить по твоим средствам. Да, дом мне понравился, заявлял Дональд, но это отнюдь не значит, что мы должны и т. д. и т. д. Однако Грейс не смутил такой отпор: она послала за дядей Ральфом и тетей Сюзи, и в гостиной состоялось совещание, на котором им удалось медленно, с большим трудом склонить Дональда на свою сторону. Остальное было чистой формальностью.

Дом со всей обстановкой был куплен чрезвычайно дешево – за четыре тысячи фунтов. Была только одна загвоздка – старый садовник Бенджамин Ферфут.

Он начал работать в семье мисс Таппинг еще молодым человеком. Когда мисс Таппинг купила новый дом, она с Бенджамином Ферфутом лично разработала план садовых участков и вместе с ним сажала деревья: в завещании покойной говорилось о том, что новые владельцы Уиллоу-ли не имеют права увольнять садовника до тех пор, пока он не пожелает уйти сам.

Грейс не увидела в этом ничего особенного и даже не стала обсуждать этот вопрос – конечно, Бен будет продолжать работать, он является как бы частью сада. Садовник ей понравился, он говорил с северным акцентом и напоминал старого Джека Каммингса, только не ругался, как тот. Джек Каммингс был одним из рабочих ее отца, когда они жили рядом с угольным складом. Грейс знала, что именно из-за того, что она любила играть с Джеком, и переняла кое-что из его словарного запаса, мать при первой же возможности отослала ее в школу.

Дядя Ральф отнесся к этому пункту завещания почти так же, как и Грейс. «Ну, это мелочь, – сказал он. – По-моему, вам даже повезло, что в придачу к дому вы получили такого работника. Очень повезло, женщина.»

Только Дональд поставил под сомнение целесообразность использования садовника, мотивировав свою точку зрения тем, что они не могут это себе позволить. Грейс только посмеялась: «Да мы можем позволить себе трех садовников, и к тому же полный штат прислуги. Более того, у нас и будет полный штат». Раскрывать свои карты сразу же было глупо – не стоило форсировать ход событий. В результате Дональд прочитал своей супруге нотацию.

«Нет, Грейс, такого никогда не будет. Садовник… ну, ладно, раз нашему слуге придется… и горничная тоже пусть. Но ты должна помнить, Грейс, что я – простой священник, и только оставаясь простым священником, я смогу удержать своих прихожан от раскола. Любое проявление роскоши в моей жизни приведет к обособлению по крайней мере одной части местной общины.»

Грейс знала, что он подразумевает «простых» и остальное население. Она вздохнула: Дональд был прав. Ее Дональд всегда прав, это был такой мудрый человек. Он уже объяснял ей разницу между «простыми» – так он называл собственно жителей деревни – и другими, среди которых были семейства Фарлеев, увлекающихся охотой Тулов, доктор, школьный учитель – она вспоминала их в порядке значимости. О,