— Зевал, ну да, ну и что? Неужели человеку зевнуть нельзя? Неужели человек заскучать не может?

— Скучать? Как это — скучать?

— Ну, очень просто. Ведь все это я уже видел, все это уже было.

— Ну да, конечно, было, ну и что?

Вот тут-то и выяснилось, что говорили они одно и то же, но это значило совершенно разное. И никак, никак невозможно друг другу объяснить… Какая тяжесть придавила Легко ножку… Казалось, еще немножко, и она сломается под этой тяжестью. Так было день, и другой, и еще… А потом она вдруг сказала:

— Я пойду.

— Подожди немного, — попросил принц. — Может быть, ты чем- нибудь еще развлечешь меня.

И тогда Легконожка вздохнула, глубоко-глубоко, и потом взглянула куда-то далеко-далеко и сказала:

— Нет, принц, мне нельзя жить там, где бывают концы.

— Но концы всюду бывают…

— Нет, принц. Я живу там, где нет никакого конца. Где все без конца.

— Что значит «без конца»?

— Ах, принц, я знаю мало слов, но еще меньше умею объяснять, что значат слова. Прощай, принц.

Ушла. И ничего не объяснила. И опять он должен скучать… скучать…

А она… Она очутилась у своего моря, и сидела, и смотрела на него долго, долго, до тех пор, пока, наконец, счастье не стало таких же размеров, как море, и сделалось непонятно, как это оно умещается в груди. И тогда на ногах снова выросли невидимые крылья. И она стала быстрой и легкой, и все, что нужно, стало делаться само собой.

Все, как раньше. Но не совсем. Точно на дне этого счастья, как на дне морском, лежит что-то… затонуло и лежит. А может быть, потому- то и бывают бури на море, что морю очень хочется, чтобы все то, что там, на дне его, стало бы видно всем, чтобы все наконец узнали, что в его глубине… Может быть, этого хочется морю так сильно, что вдруг нарушается его покой, и мечутся белые валы, и оно тоскует и зовет, зовет и тоскует, а люди на берегу спешат только спрятаться от него и совсем не понимают, что оно зовет и тоскует…

И все-таки море оставалось прежним морем, а Легконожка прежней Легконожкой. Только теперь она старалась никогда не пробегать мимо дворца и уж, конечно, не останавливалась там.

И вот однажды она увидела, что низко над морем как будто летит птица с горящими крыльями. Птица приближалась, приближалась, и вдруг стало ясно, что это не птица, а корабль с самыми настоящими алыми парусами, прямо из той сказки — про Алые паруса.

Корабль причалил к берегу, и с него сошли люди, и среди них — заморский принц. Он приплыл в этот город за настоящей принцессой.

Конечно, первая, кого он увидел, была Легконожка, потому что все были в домах, а она на берегу. Он спросил ее, не она ли настоящая принцесса? Но Легконожка сказала, что она обыкновенная девушка.

— А зачем тебе настоящая принцесса?

— Затем, что я — настоящий принц, — ответил заморский гость.

— Ну и что же? Разве не хватит того, что ты настоящий принц? Зачем тебе принцесса?

— Настоящий принц не может жить без настоящей принцессы, а настоящая принцесса — без настоящего принца. Если они не встретят друг друга, они будут всю жизнь сидеть на берегу моря и смотреть на море.

— Где же ты будешь искать настоящую принцессу, — спросила Легконожка тихо-тихо, — пойдешь во дворец?

— Нет, дворец мне совсем не обязателен, у меня есть своя примета.

— Какая же это — хрустальный башмачок или горошина?

— Нет, ни то, ни другое.

Как-то мгновенно все в городе прослышали, что приехал заморский принц. И вот на берег пришла толпа народа и столько девушек — одна красивее другой, и Легконожка нырнула в толпу, и принц ее потерял. Она и сама не очень знала, зачем она это сделала. Может быть, оттого, что ей хотелось посмотреть, какая же это у принца примета, а может, еще почему-нибудь…

Заморский принц загрустил. Он все время искал ее в толпе, пристально вглядывался в каждую девушку и задавал ей какой-то вопрос, но так тихо, что никто, кроме этой девушки, не мог расслышать его. После этого вопроса все девушки отходили, а принц становился все грустней и грустней. И вдруг он увидел Легконожку. И ей показалось, что в глазах у него вспыхнули те самые алые паруса.

— Ну, какая же у тебя примета? — спросила Легконожка тихотихо. — Что такое настоящая принцесса?

— Настоящая принцесса, — сказал он, — это та девушка, которая счастлива ни от чего, и счастье которой ни от чего не может кончиться.

— Которая просто живет там, где не бывает концов, — сказала Легконожка еще тише, и это было так, как будто ей примерили хрустальный башмачок, а она из кармана вынула другой.

— Вы думаете, мы приблизились к концу сказки? Нет, у этой сказки нет конца. Мы просто попали туда, где все без конца.

Снежная Королева

Высокие и очень спокойные деревья… длинный вечерний луч… Огромный, изнутри светящийся покой… Каким маленьким вдруг становится пред ним то, что только что казалось таким большим и важным. Маленьким и вовсе неважным. Совсем. Сейчас это все мелькнет и растает, лопнет, исчезнет и останется только этот покой, эта незыблемость света, и станет странным — как это раньше мы не видели и не вдыхали этого. Ведь это же было. Всегда.

Сколько сказок складывали о волшебной стране! И все ее выдумывали, грезили. А ведь только она-то и есть на самом деле, а все остальное — выдумка, то, что пригрезилось нам…

Да. Волшебная страна — это страна, где все — такое, как оно есть на самом деле, а не такое, каким кажется. Страна, в которой существует только то, что есть, навечно есть, а то, чего нет, что мелькнет и исчезнет, — того нет, то и не представляется, что оно есть.

И стоит эта страна испокон веков и на веки вечные. Никто не может ее уничтожить. Только почему-то вдруг она становится невидимой, а потом опять видимой…

Если поднести зеркало к цветку, если вдруг проглянет зеркальный пруд посредине леса или зеркальное спокойное море под небом, то сейчас же станет видимой волшебная страна. В зеркале воды мир удвоится и станет ясно, что он незыблем и волшебен. И захочется поднести к нему еще зеркало, и еще, и еще, и растет чувство, что тогда-то мы