Саша и Каша послушно удалились. Паша попытался остаться, посылая кому-то приветы, однако Глызя, изображая, будто дружески обнимает его за плечи, выволок гнома из кадра. Сосенки на пейзаже сменил песок. Вдали кучка пальм изображала оазис. По пустыне к оазису тянулся длинный караван. Внезапно неизвестно откуда выскочила толпа оборванных разбойников и со всех сторон устремилась к каравану. Завизжали женщины. Купцы попадали на колени, в мольбе вскидывая руки.

– Ужас! – закричал Глызя, с микрофоном в руке возникнув в толпе разбойников. – Неужели эти бедняги обречены? А вот и нет! Представляем вам меч-кладенец! Разрубает до двух разбойников за раз! Отбивает на лету стрелы! Умеет отражать колющие и рубящие удары!

В кадре появился искривлённый меч с восточной вязью. Глызя схватил его и с необыкновенной лёгкостью отбил несколько стрел, которые посыпались на него с разных сторон. Ещё секунду спустя он оказался рядом с высоким купцом, который обломком копья отбивался сразу от трёх разбойников.

– Купи меч, роднуша ты моя! Всего три тысячи!

– Не куплю! Дорого! – прорычал упрямый купец. Разбойники набросились на него, и он исчез.

Глызя схватился за голову:

– Уважаемые зрители, зрите ли вы это? Он отказался от меча и унёс свои сокровища с собой в могилу! Не окажитесь на его месте! Предлагаем этот меч вам всего за девять процентов годовых! Умоляю, не пренебрегайте своей безопасностью и безопасностью своих близких! – И, упав на одно колено, Глызя протянул меч зрителям.

Еве показалось, что волшебный меч, покинувший картину, повис посреди комнаты, совсем близко от неё. Она протянула руку, чтобы его коснуться, но Бермята вовремя бросился на Еву и сшиб её с ног.

– Хочешь те же проблемы, что у Филата?! Зачем тебе эта ржавая железяка, да ещё под девять процентов годовых?! Плюс обязательная страховка жизни и здоровья в обществе «Рабкредит»! Да ещё кучу всего прилепят к мечу, вроде обязательных ножен с фальшивыми бриллиантами! – сказал Бермята, зыркнув на ведущего Маг-ТВ.

Глызя сделал вид, что не услышал. Однако меч, недавно столь восхваляемый, втащил назад в картину и отбросил с большой небрежностью, будто это и правда была никчёмная железка. Одновременно с этим с пейзажа исчезли и пески с верблюдами.

– Конец рекламы, роднуши вы мои! Спасибо всем, кто сделал выгодные покупки и стал счастливым обладателем артефактного оружия! Переходим опять к магвостям! – Голос у Глызи стал очень язвительным. Полным ехидства жестом он поправил красный галстук. – Недавно магзели в очередной раз отчитались о полной победе над Фазанолем. Невер Нахаба выступил по этому поводу во ВСЕСТРАМАГе!

На картине появились всё тот же вездесущий Глызя и обвитый шнуром его микрофона Нахаба. Толстый и красный, Невер что-то торжественно вещал. Круглое лицо его напоминало помидор, утыканный жёсткой щетиной. На несколько мгновений в кадре возник зал, наполненный деревяшами, которые старательно изображали публику. Один из деревяшей потихоньку пил удобрения, но, попав в кадр, смутился и бутылочку убрал.

– Да-да, дорогие мои! Если мне не изменяет склероз, это уже пятая победа магзелей над Фазанолем в текущем году! И как стало ясно после гибели паука Ариадны, не последняя! – насмешливо сказал Глызя.

– С Фазанолем – как с немецким танком «Фердинанд»… – влез Бермята. – Их всего-то было построено девяносто штук, а подбито штук четыреста!

– Это как? – удивилась Настасья.

– А так. За «Фердинанда» сразу давали орден, поэтому стоило бедному «Фердинанду» хоть издали приблизиться к полю боя – на него сразу набрасывались артиллеристы, лётчики, пехота и разведка. Вначале авиация разбомбит, затем артиллерия накроет – и тут же разведка гранатами закидает. И каждый доложит об уничтожении. А то и «Хуммеля» какого-нибудь подобьют или «Мардер» – и тоже их пишут как «Фердинанд». Такой же сарай с торчащей пушкой, только орден за него не положен. Под конец немецкие танкисты и близко боялись к своим «Фердинандам» соваться. – Бермята щёлкнул пальцами, и Глызя с пейзажа исчез. Теперь это был вид на Замоскворечье, висевший тут со времён Чехова.

Настасья вернулась к носкам, продолжив мирно дырявить их ножничками:

– Этот Глызя тот ещё фрукт! Когда-то он начинал как сыщик-любитель!

– Глызя? Сыщик? Это трепло? – недоверчиво спросил Бермята.

– У него дар разнюхивать разные магвости. А вот преступления распутывать не умеет. Слишком богатое воображение. Увидит какой-нибудь матрасик – и начинает: «Всё яснее ясного! Теперь я знаю, роднуши вы мои, где грабители спрятали награбленное!» – «Да где?» – «Матрасик есть? Банк ограблен? Все магры в матрасе!» Магзели, конечно, распарывают матрас по швам, находят в нём три неразменные монетки, зашитые кем-то лет тридцать назад, и Глызя потом всем трубит, как раскрыл преступление! Со временем такая халтура надоела даже магзелям, и Глызю перестали воспринимать всерьёз. Он обиделся и ушёл на Маг-ТВ. Вроде бы карьера идёт в гору!

– Паук Ариадны! – сказал Бермята.

– БлагодарУ! Про паука я не забыла. Да, тут Глызя прав! Магия у него не ахти, но это была узкоспециализированная магия! Путеводная! Целая куча паутины, тонкой, как лунной луч, и невероятно прочной. Фазаноль теперь сможет проникать в Теневые миры глубже, чем прежде. Фазаноль отыгрывает у нас фигуру за фигурой!

– Но зачем ему паутина, если у него были корни баранца?

– Корни – это дороги. А не ко всем местам Теневых миров ведут дороги… Фазаноль всерьёз взялся за Теневые миры! Если я ошиблась хоть на один кап, тема красавиц и умниц была раскрыта в моём лице не полностью! – отрезала Настасья.

Стожар вспомнил разговор с мамой. Мама тоже считала, что преступление Фазаноля будет связано с существом из Теневых миров.

С улицы доносились равномерные звуки метлы. По маленькому дворику, довольно поскрипывая, бродил кособокий, похожий на шишку лешак Лёша. Сейчас он был в мирном настроении и поэтому нормального размера. Когда же он злился, то мог вымахать с дуб, и связываться с ним тогда не рискнул бы и Нахаба. Сказочникам не нужно зубрить заклинания, чтобы превратить тебя в кучку листьев или запустить через три дома кувырком.

* * *

Ева стояла перед круглым, с трещинкой, зеркалом и сердито раскачивалась с носка на пятку. На своё расширившееся лицо, на нос, изобилующий сальными железами, поглядывала с недоверием. Неужели это и есть тот самый скудельный сосуд, в котором притаилась душа? Какой-то не такой сосуд! Нет, не она это! Внутреннее ощущение у Евы было такое, что она какая-то более трепетная, что ли. И ноги могли бы быть поизящнее, и руки. И тело менее круглое.

Нет. В неё никто не влюбится.