Мы… мы познакомились случайно. Благодаря моей подруге. Единственной, пожалуй, которая как-то меня понимала. Она тоже происходила из достойного рода, что, собственно говоря, и сделало возможной нашу дружбу. Родители её одобрили. Я просто приняла. Да и Элоиза оказалась удивительным человеком. Легкой, мечтательной и в то же время очень и очень умной.

Эдди хмыкнул.

- Мне так казалось. Полагаю, на деле мы обе были довольно глупыми и весьма восторженными девицами. Но благодаря Элоизе я получила относительную свободу. Мне разрешали посещать её. Более того, мне было дозволено даже провести месяц в её поместье.

- Там ты…

- И там. И тогда. Семнадцать лет… мне уже искали жениха и… и думаю, даже нашли, хотя я заранее его ненавидела, ведь замужество означало лишь, что одна тюрьма сменилась бы другой. Изначально речи о любви не шло. Я была товаром, а брак – сделкой. Этого не скрывали. Мне постоянно говорили о долге, о чести и прочем…

- И…

- Я воспользовалась первой же возможностью, чтобы сбежать. Нет, не сразу… сперва встречи. Тайные. Элоиза включилась в эту игру с огромной охотой. Её тоже не радовала перспектива брака без любви. Потом… я его тоже обманула. Так уж вышло, что… я не назвала настоящего имени. Представилась одним из многих.

- Многих?

- У меня их двенадцать.

- А… теперь понятно.

- Что?

- Ну, откуда у Милисенты столько. Но не понятно, зачем.

- Родовой обычай. Но да, ты прав. Совершенно не понятно, зачем… мне кажется, он любил меня.

- Отец?

- Да. Иначе… понимаешь, я призналась ему. Незадолго до побега. И будь я просто богатой наследницей, мы бы сбежали, обвенчались и вернулись. Так делают иногда. Родители, конечно, злятся, но что они могут сделать? Особенно, если брак был осуществлен.

Почему-то Эдди покраснел. Хотя взрослый ведь.

- Но не в моем случаи. Они… они не простили бы. И любой нормальный человек, если бы он желал лишь денег, понял бы, что денег не получит. Нет. У меня было кое-что. И деньги, и драгоценности… только это мизер. Он ведь был таким… чудесным. Понимаешь?

- Нет.

- И я. Тоже не понимала долго, как так получилось? Куда подевался тот мужчина, который обещал защитить меня? Тот, кто рассказывал такие удивительные истории? Тот, кто называл своей душой? Сердцем?

Эдди не знал, что ответить, а потому просто промолчал.

Молчание – оно вообще полезно донельзя.

- Он не отменил побег. Но… - она стиснула кулачки. – Потом. Позже. Я узнала, что… что он сделал так… она погибла.

- Кто?

- Элоиза. Мы с ней направлялись на прогулку. Должны были. Но мы… в тот день… она взяла мое платье. Мы были с ней очень и очень похожи, а уж если сделать одинаковые прически… если… она взяла мое платье. И села в мой экипаж. Служанку мы подкупили. Я думала, что… Элоиза съездит и вернется. И что… - матушка положила ладонь на горло. – Мне тяжело говорить об этом. Она должна была вернуться, переодеться и тогда уже занять мое, то есть, свое место. А вечером, когда бы я не явилась к ужину, тогда бы и стало ясно, что я сбежала. Мы бы выиграли время.

Её лицо сделалось белым.

- Она уехала. А я… у Элоизы имелась сестра. Молочная. Дочь её кормилицы. Она помогла мне собраться. И… и драгоценности Элоизы тоже взяли, как и мои. Это было подло. Но Элоиза сама предложила. Она же принесла мне деньги… не знаю, откуда они взялись, но…

Эдди осторожно коснулся плеча матушки.

- Потом… уже там, на Западе… газеты ведь доходят, пусть и не сразу. Так вот… год… год понадобился… мы тоже не спешили, но они еще позже… и я узнала, что она мертва.

- Элоиза.

- Да. Только все решили, что погибла я. На экипаж напали. В той газете была пара слов всего, но… сочли, что это дело рук одной группы… они называли себя «Освободителями». Они были из числа тех, кто полагал, будто магия – она для всех. И… и им удалось добыть артефакт. От экипажа, от сопровождения почти ничего не осталось. Кости и те обуглились.

- И твои родичи решили, что ты умерла?

- Да.

- А твоя подруга…

- Сбежала, обокрав родителей. Так решили. Позже… еще позже… я… первым делом я хотела написать. Домой. Рассказать правду, но… твой дед…

- Он знал?

- Он был мудрым человеком. И мне повезло встретить его. Я высказала все, а потом плакала… женщины часто плачут. Считается, что это помогает. Хотя чем могут помочь слезы? Но тогда-то… он не пытался убедить меня в чем-то, скорее задавал вопросы. А я отвечала. И постепенно приходила к пониманию. Возвращаться было нельзя.

- Элоизу не пытались искать?

- Нет. Её родители… скажем так, они придерживались традиций весьма ревностно. И дочь, которая поступила подобным образом… её вычеркнули бы из родовых книг, - матушка смахнула слезинку. – И ведь вычеркнули. Мне было так стыдно перед ней. Перед всеми. Но твой дед… он прав. Мое возвращение ничего бы не изменило для Элоизы. Она была мертва.

- А ты жива.

- Именно. Моя семья никогда бы не согласилась на подобный брак. Скорее уж твой отец… скончался бы. А в то время я его еще любила. Да и он меня. По-своему.

Эдди хмыкнул.

- Он ничего не получил от свадьбы со мной. Пара тысяч золотом? Они не дошли до поместья. Драгоценности? Он не сразу решился их продать.

А когда решился, едва ли выручил больше десятой части, особенно, если побрякушки были приметными. А они были. Должны были быть.

- Меня… меня бы, вероятнее всего, объявили душевно больной. После того, что случилось, семья не решилась бы устроить новый брак. Да и… в целом. И остаток жизни я бы провела в какой-нибудь тихой закрытой клинике, под чужим именем и с чужой судьбой. Я бы даже в нее поверила бы. Со временем. Так зачем возвращаться?

Наверняка она задавала этот вопрос не раз и не два.

И находила новые и новые аргументы.

Но… не верила. Иначе бы не мучилась.

- Твоей вины нет в том, что произошло. Да и… это могло быть случайностью. Нападение.

- Нет, - она покачала головой. – Наш брак держался, пока был жив его отец. Хоть как-то. Хоть на иллюзиях высоких чувств. Думаю, он тоже чувствовал себя обманутым. Я