на площади; и тут же разгорается спор: «Ты еще смеешь пререкаться со мной! – сказал один из них. – Разве мы по рождению ровня? Во мне королевская кровь и по отцу, и по матери. А ты вообще неизвестно кто; у тебя никогда не было отца». Услышав эти слова, посланники подошли к Мерлину; они узнали, что ребенок в самом деле никогда не знал своего отца и что мать его, дочь короля Деметии (Южный Уэльс)[50], жила уединенно при церкви Св. Петра, среди монахинь. Мать и сына тотчас доставили к Вортигерну, и дама ответила, будучи допрошена: «Мой властительный сеньор, клянусь вашей и моей душой, я совершенно не знаю, что со мною случилось. Знаю только, что однажды, сидя с моими подружками в наших покоях, я увидела перед собой прекраснейшего юношу, который обнял меня, поцеловал, а после исчез. Много раз он приходил опять, когда я была одна, но не появлялся на глаза. Наконец, я его видела несколько раз в облике мужчины, и он оставил меня с этим ребенком. Клянусь вам, что никогда я не имела сношения ни с кем, кроме него». Удивленный король призвал мудреца Могантия. «Я нашел, – сказал тот, – в книгах философов и в преданиях древности, что многие люди рождены таким образом. Апулей учит нас в книге о Демоне Сократа[51], что между луной и землей обитают духи, коих мы зовем инкубами. В них есть нечто и от человечьей природы, и от ангельской; они могут по своей воле принимать человеческий облик и общаться с женщинами. Возможно, один из них посетил эту даму и заронил дитя в ее лоно[52]».

И история о двух драконах, обнаруженных в основании башни, и их жестокая схватка, и толкования, данные Мерлином, и постройка высокой башни, – все было у Ненния, прежде чем Гальфрид Монмутский это развернул, а Робер де Борон в точности воспроизвел. Посреди своего рассказа Гальфрид вставляет пророчества Мерлина, которые, по его словам, он перевел с бретонского по просьбе Александра, епископа Линкольнского. Эти пророчества добавлены в довольно многие списки романа о Мерлине; но невозможно отрицать, что они суть творения Гальфрида Монмутского, по крайней мере, в своей латинской форме. Как и бретонские лэ, они хранились в памяти арфистов и певцов из народа; и из этих-то зыбких и мимолетных баек, какими и подобает быть пророчествам, Гальфриду надо было извлечь ту версию, которая осталась нам и вскоре получила такой широкий отклик во всей Европе[53].

Вот еще эпизоды из Historia Britonum, которые присвоил автор романа о Мерлине и которые Гальфрид нашел не у Ненния.

После первого испытания Мерлиновой мудрости Вортигерн желает узнать, что еще ему может грозить и какой смертью он умрет. Мерлин советует ему избегать огня от сыновей Константина. «Эти королевичи уже плывут к берегам Бретани; они изгонят Саксонцев, они вынудят тебя искать убежища в башне, которую предадут огню. Хенгист будет убит, Аврелий Амброзий коронован. Наследовать ему будет его брат Утер-Пендрагон».

События подтверждают его предсказание; но у романиста Мерлин вмешивается постоянно и более решительно. Перевозка камней из Ирландии на равнину Солсбери, тех самых камней, известных под названием Стоунхендж или Пляска великанов, лучше и подробнее рассказана у Гальфрида; это событие приурочено к правлению Амброзия-Утера, который таким образом решил освятить место погребения убитых саксами бретонцев, чьи тела лежали на равнине; тогда как у романиста эти камни прибывают немного позже и ставятся вокруг могилы самого короля Амброзия, старшего брата Утер-Пендрагона.

Опять же у Гальфрида романисты позаимствовали историю любовной связи Игрейны и Утера и рождения Артура. Но у латиниста Артур наследует своему отцу, не проходя испытания мечом, вонзенным в наковальню на каменной плите.

Многих второстепенных героев наших романов Гальфрид упоминает, но весьма бегло; это наводит на мысль, что их популярность была еще не особенно велика. Таковы три брата Лота, Уриен и Агизель Шотландский. Лот, женатый здесь на сестре Артура, как и в романах, имеет двух сыновей: знаменитого Вальвания, или Гавейна, и Мордреда, который предаст своего дядю Артура. Артур женится на Геневере (прекрасной Гвиневре[54]), наследнице знатного римского рода. Первым его противником становится норвежец Рикульф, он же король Рион, который в романе об Артуре пожелает прибавить к двадцати четырем королевским бородам на своей мантии бороду короля Леодагана Кармелидского, отца Гвиневры. Фролло, король Галлии, тоже проигрывает Артуру, а вскоре после этого римский император Луций вторгается на равнины Лангра и собственной жизнью платит за то, что имел дерзость объявить войну Бретонцам.

Прекрасное описание празднования коронации Артура, плод воображения и классического образования Гальфрида, не повторяется в романе, где оно, возможно, было бы уместнее. Но французские сказители позаимствовали у Гальфрида историю о схватке Артура с великаном с горы Святого Михаила. Через несколько дней после великой победы, одержанной над римлянами и галлами, Артур получает известие о бунте Мордреда и неверности Геневеры. Убив своего племянника, он сам оказывается смертельно ранен, и его переправляют на остров Авалон, на котором, как дает нам понять Гальфрид, не говоря об этом прямо, феи исцелили его от ран и держат наготове ради грядущего освобождения бретонцев.

Мы не станем прослеживать Historia Britonum после смерти Артура. Две последние книги относятся к наследникам бретонского героя и уже не представляют интереса для изучения собственно Романов Круглого Стола. Нам достаточно было упомянуть те эпизоды латинской книги, которыми явно воспользовались романисты. То, что Гальфрид Монмутский говорит о Геневере, якобы она презрела свой прежний брак и взяла в супруги Мордреда, доказывает, что этот историк или, скорее, сказитель не имел никакого понятия о романе про Ланселота. Впрочем, его пропуски в длинном списке именитых персон, бывших на празднике в честь коронации Артура, также позволяют думать, что большинство героев Круглого Стола – Ивейн, Агравейн, Лионель, Галеот, Гектор Болотный, Сагремор, Бодемагус, Блиоберис, Персеваль, Тристан, Паламед, король Марк, прекрасная Изольда и Вивиана – не существовали или, по крайней мере, еще не вошли в литературные сочинения. То же можно сказать и о самом Круглом Столе, о котором Гальфрид не обмолвился ни разу. Утер-Пендрагон, Артур и Мерлин – вот три портрета, первыми набросками к которым он обеспечил романистов, и, выйдя отсюда, они попали во все те прекрасные легенды, которыми много веков подряд будет пленяться весь мир.

Historia Britonum произвела огромное впечатление во Франции и в Англии. Ее переписывали множество раз; все церковники желали немедленно получить ее в руки. Гальфрид Монмутский, вскоре после этого назначенный епископом Сент-Асафским, получил прозвище «Артуров» [d’Arthus], по