В Женском здании была выставлена самая смелая и обширная экспозиция женского искусства из когда-либо обнародованных и до, и после нее. Всемирная выставка впервые предоставила женщинам возможность создавать произведения монументального искусства. Предполагалось, что женщины неспособны использовать лестницы и помосты, необходимые для работы над скульптурами и масштабными полотнами. Критикам и посетителям выставки было очень любопытно, какие же произведения могут показать женщины.

Хайден и ее здание подвергли самому пристальному разбору. Архитекторы задавались вопросами, может ли женщина перемещаться по грязной стройке в платье и на каблуках. Общественность проецировала собственные предрассудки на работу Хайден, приписывая ее проекту женственные черты. Они говорили, что сооружение было менее убедительным, более сдержанным и застенчивым, чем здания, спроектированные мужчинами.

Сильнее всего различия между Женским зданием и постройками других архитекторов на Всемирной выставке проявились в гонорарах. София Хайден получила тысячу долларов за свой первый заказ. Мужчинам, которые проектировали сопоставимые здания на Всемирной выставке, выплатили по десять тысяч долларов за работу.

В доме Глесснеров много обсуждали Всемирный конгресс женщин-представительниц, который проходил в мае одновременно со Всемирной выставкой. Конгресс стал самым большим собранием выдающихся женщин, правозащитниц и активисток того времени. Почти 500 женщин, представлявших 27 стран, читали лекции и участвовали в дискуссиях. Число посетительниц составило более 150 тысяч. Писательница Мод Хоуи Эллиот две недели гостила в доме Глесснеров на Прейри-авеню, на неделю женского конгресса к ней присоединилась ее мать Джулия Уорд Хоуи.

Джордж Глесснер сделал множество фотографий на Всемирной выставке. Во Французском павильоне Фанни и Джордж, скорее всего, видели экспонаты из Парижского полицейского департамента и встретили любопытного бородатого мужчину, Альфонса Бертильона. Джордж наверняка был заинтригован необычным фотографическим оборудованием Бертильона.

Надежный способ опознания преступников был давней проблемой. Полицейским нужно было знать, кого они задержали, чтобы преступники не избегали ответственности. Но те нередко называли чужие имена, подделывали подписи и даже изменяли внешность. Даже начав фотографировать преступников и создав целые портретные галереи, полицейские не всегда могли идентифицировать злоумышленников. Фотографии были некачественными, часто размытыми или передержанными, или это были снимки в полный рост, на которых сложно различить особые приметы.

Бертильон, сын известного французского статистика и антрополога, считал, что на свете не бывает двух совершенно одинаковых людей. Он разработал систему записи пяти основных измерений: длина и окружность головы, длина среднего пальца, длина левой ноги и длина предплечья от локтя до кончика вытянутого среднего пальца. Бертильон создал карточки, куда вписывались эти измерения, а также физические характеристики, такие как цвет глаз и волос. В его карточках использовались стандартизированные снимки — четкие крупные портреты в профиль и анфас. По мнению Бертильона, фотография в профиль была особенно важна, потому что с возрастом, изменением веса и волосяного покрова на лице профиль меняется меньше всего.

Бертильон назвал свою систему антропометрией, измерением людей[62]. Система стала известна как бертильонаж, ее взяли на вооружение отделения полиции в Европе и США.

Готовясь ко Всемирной выставке, полиция Чикаго составила огромную базу данных известных преступников со всей страны, самую большую коллекцию карточек в США. Но в эту галерею негодяев не попал Генри Говард Холмс — медик, предприниматель, дьявольский лжец, умелый мошенник и обманщик, убийца-садист из кошмарного сна. Во время выставки Холмс совершил в Чикаго десятки убийств, среди жертв были молодые женщины и дети. Он построил отель с двойными стенами и потайными комнатами, который позже называли «Замок убийств».

По некоторым подсчетам, Холмс заманил и убил до двух сотен жертв. Несмотря на то что он попадал в руки полиции множество раз в городах по всем штатам, власти так и не узнали о его преступлениях, пока Всемирная выставка не окончилась и он не покинул Чикаго[63].

Бертильонаж не был идеальным методом. Он применялся только ко взрослым, ведь дети и подростки растут. К тому же для измерений требовались циркули и другие измерительные инструменты, которые могут погнуться, а порой их неточно прикладывали. От сложного и ненадежного метода Альфонса Бертильона отказались, когда в начале 1900-х годов возникла дактилоскопия. Всё, что осталось сегодня от бертильонажа, — это фотографии, классические полицейские фотопортреты.

После окончания Гарварда в 1894 году Джордж Глесснер провел лето в фамильном доме в Литлтоне, планируя с осени учиться на юриста. «Но еще до конца лета мои планы изменились, и я начал работать в компании моего отца, — писал он товарищам из Гарварда. — Я стартовал с нуля, как простой клерк, и какое-то время имел все шансы так и остаться на своем месте, но благодаря счастливому стечению обстоятельств был назначен на позицию помощника менеджера. Моя работа оказалась куда более интересной, чем я ожидал, но и более утомительной»[64].

Джордж продолжил работать в Warder, Bushnell, & Glessner, а в итоге, после слияния нескольких компаний в International Harvester, стал менеджером подразделения энергетики. Он входил в ряд организаций, популярных у состоятельных предпринимателей, включая Чикагский клуб и Университетский клуб, был членом совета попечителей Чикагского института искусств.

Его друг Маграт после выпуска с медицинского факультета остался в Гарварде и стал помощником патологоанатома. Он обучал студентов медицинской школы и практиковал в нескольких больницах в районе Бостона.

Фанни стала совершеннолетней в 1896 году. Теперь ее чаще называли Фрэнсис, что приличествовало ее новому статусу. Мать записала в дневнике: «В среду Фанни исполнилось 18 лет. У нас было 18 гвоздик, 18 ландышей, 18 свечей, и к завтраку подали отличный торт. Мы подарили ей красивые часы с цепочкой».

Глесснеры отпраздновали важную дату в жизни своей дочери, отправив ее за границу с Хелен, сестрой Фрэнсис Макбет. В мае 1896 года Фрэнсис и Хелен на лайнере Etruria отплыли в Лондон, где провели несколько месяцев. Затем они посетили Норвегию, Голландию, Германию и Францию и возвратились домой 14 месяцев спустя, в июле 1897 года.

Спустя несколько месяцев после возвращения Фрэнсис начала проводить время в компании тридцатилетнего адвоката Блеветта Ли. Их представил друг другу Дуайт Лоуренс, партнер Ли в юридической компании и гарвардский знакомый Джорджа Глесснера. Блеветт часто посещал Глесснеров в конце 1897 года, ужинал с семьей и забирал Фрэнсис на прогулки в экипаже.