собой привозят, и все это попадает в Рей). Иногда они привозят свои товары на верблюдах из Джурджана в Багдад, где переводчиками для них служат славянские рабы. И выдают они себя за христиан…» (В скобках помещен текст Ибн ал-Факиха.)

На первый взгляд может показаться невероятным путешествие русских купцов «из отдаленных концов Славонии» в самый центр мусульманского мира — Багдад. Но отдаленные земли Полочан уже принадлежали Руси; это подтверждено, как мы видели, перечнем племенных союзов. Путь по морю и далекая экспедиция от южного берега Каспия до Багдада документированы рассказом очевидца: Ибн-Хордадбег, труд которого цитирован выше, писал не с чужих слов — он был начальником почт в Рее (крупнейшем торговом городе), и ему была подведомствена область Джебел, через которую лежал путь Рей — Багдад. Писатель своими глазами должен был видеть руины древнего зиккурата в окрестностях Багдада с точными замерами руин — «есть останьк его прсмежю Асура и Вавилона и есть в высоту и в ширину лакот 5433»), и старославянское название верблюда («случися купьцу некоторуму, гънавъшу вельбуды своя») XI века.

У народов Европы (в том числе и у потомков варягов — шведов) название верблюда восходит к греческой (καμηλος) или к латинской (camelus) форме. У иранских народов существовала форма «уштра». У славян же это выносливое животное названо своим, славянским словом «вельбл

дь», «вельблудь»), прекрасно этимологизируемым: оно образовано слиянием двух корней, обозначающих «множество» («велеречие, великолепие» и др.) и «хождение», «блуждание».

Наличие носового звука 

говорит о древности образования этого слова, означающего «много ходящий», «много блуждающий». Для того чтобы дать верблюду название, выражающее его выносливость, его способность преодолевать большие расстояния, недостаточно было видеть горбатых животных где-то на восточных базарах — нужно было испытать их свойства «велеблуждания». Очевидно, на таких караванных путях, как путь от Рея до Багдада (около 700 километров), и рождалось у славянских купцов новое слово. Не исключена возможность того, что славянское «вельблуд» является лишь осмыслением арабского названия верблюдов «ибилун». Если бы это оказалось верным, то послужило бы еще одним подкреплением свидетельств о знакомстве русов с караванными дорогами Востока.

Сбыт полюдья русской знатью производился не только в страны Ближнего Востока, но и в византийские причерноморские владения, о чем бегло говорит Ибн-Хордадбег, упомянув о «десятине» (торговой пошлине), которую русы платят императору. Возможно, что блокирование Византией устья Днепра и того побережья Черного моря, которое было необходимо русам для каботажного плавания к Керченскому проливу или в Царьград, и послужило причиной русского похода на византийские владения в Крыму, отраженного в «Житии Стефана Сурожского».

Поход «новгородского князя» Бравлина исследователи относят к концу VIII или к первой трети IX века. Русы взяли Сурож (современный Судак), а их князь крестился; быть может, принятие какой-то частью русов христианства объясняет упоминание Ибн-Хордадбега о том, что русы выдают себя за христиан и платят в странах Халифата подушную подать (как христиане).

Появившись в Черном море, вооруженные флотилии русов не ограничились юго-восточным побережьем Тавриды, лежавшим на их обычном пути в Хазарию и на Каспий, но предпринимали морские походы и на южный анатолийский берег Черного моря в первой половине IX века, как об этом свидетельствует «Житие Георгия Амастридского».

Черное море, «море Рума» — Византии, становилось «Русским морем», как его и именует наш летописец. Каспийское море он называл «Хвалисьским», то есть Хорезмийским, намекая тем на связи с Хорезмом, лежащим за Каспием, откуда можно было «на восток дойти в жребий Симов», то есть в арабские земли Халифата. Черное море, прямо связанное с Киевом, летописец описывает так:

«А Дънепр вътечеть в Понтьское море (античный Понт Эвксинский) треми жерелы еже море словеть Русьское».

Сведения VIII — начала IX века о русских флотилиях в Черном море, несмотря на их отрывочность, свидетельствуют о большой активности государства Руси на своих южных торговых магистралях. Знаменитый поход русов на Царьград в 860 году был не первым знакомством греков с русскими, как это риторически изобразил константинопольский патриарх Фотий, а первым мощным десантом русов у стен «Второго Рима». Целью похода русской эскадры к Босфору было стремление утвердить мирный договор с императором.

Второй этап исторического существования Киевской Руси (VIII — середина IX века) характеризуется не только огромным территориальным охватом от «безлюдных пустынь Севера», от «отдаленнейших частей славянского мира» до границы со степью, но и небывалой ранее важнейшей активностью от Русского Моря и «Славянской реки» до Византии, Анатолии, Закаспия и Багдада. Государство Русь уже поднялось на значительно большую высоту, чем одновременные ему отдельные союзы племен, имевшие «свои княжения».

Внутренняя жизнь Киевской Руси этого времени может быть освещена за отсутствием синхронных источников лишь после ознакомления с последующим периодом при помощи ретроспективного поиска истоков тех явлений, которые возникли на втором этапе, а документированы лишь для последующего времени.

Третий этап развития Киевской Руси не связан с каким-либо новым качеством. Продолжалось и развивалось то, что возникло еще на втором этапе: увеличивалось количество восточнославянских племенных союзов, входящих в состав Руси, продолжались и несколько расширялись международные торговые связи Руси, продолжалось противостояние степным кочевникам.

Третий этап жизни Киевской Руси определяется тем, что налаженные регулярные связи со сказочными странами Востока, сведения о которых в той или иной форме достигали отдаленнейших концов славянства (дань у Полочан или Словен собирали дружинники, только что возвратившиеся из тысячеверстной экспедиции в заморские южные земли), стали известны и тем северным соседям славян, о которых восточным географам IX века не было известно даже то, что они существуют. Думал же автор «Областей мира», что теплое течение Гольфстрим омывает земли славян, а не скандинавов и лопарей.

Из «безлюдных пустынь Севера» стали появляться в юго-восточной Прибалтике «находники»-варяги, привлеченные слухами о том, что из Оковского леса (Валдайская возвышенность) «потечеть Волга на восток и вътечеть седмиюдесят жерел в море Хвалисьское», что существует где-то далеко за лесами Русь, совершающая ежегодные торговые экспедиции и в Византию, и в страны Хвалынского моря, откуда шел на север поток восточных серебряных монет.

По поводу оживленных связей Руси с Востоком, отраженных в многочисленных нумизматических находках, В. Л. Янин пишет: «Характер движения восточной монеты через территорию Восточной Европы представляется следующим образом. Европейско-арабская торговля возникает в конце VIII века как торговля Восточной Европы (то есть Руси, славян и Воложской Болгарии. — Б. Р.) со странами Халифата… Миф об исконности организующего участия скандинавов в европейско-арабской торговле не находит никакого обоснования в источниках». Все