Шрифт:
Закладка:
однажды наступит день, когда философы, ученые и обычные люди будут улыбаться окаменелым следам нашего заблуждения относительно сознания [и говорить]: «Кажется, что эти механистические теории сознания что-то упускают, но, конечно, это иллюзия. На самом деле, говоря о сознании, они объясняют все, что нужно объяснить» (курсив мой. – К. Э.).
Кто скажет сегодня, что Земля находится в центре вселенной? И когда мы говорим, что завтра взойдет Солнце, мы отлично понимаем, что речь идет об иллюзии, и понимаем, почему это иллюзия так как знаем, как на самом деле движутся планеты. Кто сможет когда-нибудь сказать (а вскоре это случится, если верить Деннету), что сознание – это проблема ментальной субъективности людей, если сознание можно будет объяснить механистически и такой проблемы больше не будет? Конечно, мы продолжим говорить о себе «я», но при этом будем знать, что это литературное изобретение, удобное и необходимое для жизни, но на самом деле ложное, несуществующее. Мы вернемся к этому вопросу в главе 16, пока же поговорим о Деннете.
Сёрл отвечает на эту «элиминативистскую» позицию, он заявляет, что процедура разоблачения иллюзии путем объяснения того, чем она отличается от реальности, неприменима для сознания по той простой причине, что, даже когда мы обманываем себя, мы на самом деле уже активно задействуем наше сознание. Обмануться можно, но это не иллюзия, и даже более того, возможность обмануться – это подтверждение реальности (аргумент, уже приведенный великим Декартом[38]).
«Мы не можем так оперировать сознанием, – замечает Сёрл, – потому что в отношении сознания мы не сумеем провести различие между иллюзией и реальностью. Причина в том, что, если у меня есть осознанная иллюзия, что я нахожусь в сознании, значит, я нахожусь в сознании. Если сейчас мне кажется, что я сознательно сознаю что-то, значит, я нахожусь в сознании. <…> Что же касается существования сознания, то иллюзия есть реальность, иллюзия сознания сама по себе является реальностью сознания» (Coscienza, linguaggio, società, 2009; курсив мой. – К. Э.).
Для Сёрла это вовсе не означает повторения древнего дуализма разума и тела. Еще в предыдущем своем произведении «Тайна сознания» (Il mistero della coscienza) он писал, что сознание – это реальность, «возникающая» вследствие нейробиологических процессов, когда последние «вызывают» своими действиями «субъективные состояния осознания и чувственности», даже если мы до сих пор не знаем, как это происходит. Одно можно сказать наверняка: точно так же, как текучесть воды – результат движения молекул, которые не являются жидкими сами по себе, так и субъективность сознания должна быть результатом нейробиологических факторов, которые сами по себе не осознаются. Но потом:
«Тайна сознания постепенно исчезнет, как только мы решим биологическую проблему сознания. Тайна не является метафизическим препятствием для понимания того, как работает мозг; ощущение таинственности возникает, скорее, оттого, что в настоящее время мы не только не знаем, как мозг работает, но даже не имеем четкого представления, как он может работать, формируя сознание. Мы не понимаем, как такое возможно. Но с нами и раньше такое случалось» (Il mistero della coscienza, 1997).
В реальности нашего сознания есть загадка. Это очевидная иллюзия, которую нужно устранить? Или это временное невежество, которое исчезнет, когда мы объясним причину? Дело в том, что сознание в некотором роде всегда смеется над теми, кто пытается его анализировать и критиковать. Поскольку оно уже является частью тех, кто хочет его деконструировать, то деконструкция сознания на самом деле приходится доказательством его существования. Мы можем это игнорировать или задаваться вопросом, какая из реальностей создает сознание, но при этом мы уже находимся внутри сознания. В этом и состоит его загадка: оно не зависит только от нашей неспособности объяснить его субъективное проявление, а напротив, эта тайна относится к чувственной и мыслительной способности нашего сознания и можно сказать, что оно воплощается в этих способностях.
Любая теория, которая хочет отделить сознание и объяснить его извне, на самом деле далеко не продвинется, потому что сознание, от которого оно хочет дистанцироваться, чтобы проанализировать и разобрать его как нейробиологическое явление, на самом деле окружает его каждую минуту. Так откуда же берется эта способность человеческого существа к сознанию и самосознанию? Загадка не в отсутствии ответа на этот вопрос, а в том, что ответ совпадает с самим вопросом. Тайна высвечивается в самом факте возникновения у человека такого вопроса.
И главное не в том, чтобы получить на него ответ или хоть немного его прояснить и развеять туман, скрывающий знание, но в том, чтобы с помощью этого вечного вопроса о себе оставаться постоянным источником всего знания.
Поэтому даже в этом случае мы не можем свести проблему к несовершенству нашей системы измерений: необходимо всегда учитывать наличие тайны, чтобы понять, как биологическое по своей природе явление превращается в сознание и свободную волю. И прежде всего почему оно в них превращается. Короче говоря, загадка присутствует во всех наших объяснениях того, «как» работает реальность. Просто понимая, как устроены вещи, мы удивляемся тому факту, что они существуют. Как писал Людвиг Витгенштейн в конце своего «Логико-философского трактата» (1921): «Мистическое [т. е. загадочное] не то, как мир есть, но то, что он есть»[39] (6.44).
9. Пропасть между уверенностью и истиной
Что будет с нами дальше? Во время пандемии – как и в любой критической ситуации – нас снова обеспокоил этот мучительный и безжалостный вопрос. Мучительный, потому что касается нежной заботы о себе и нашей судьбе, возможности достичь или потерять то, чего мы хотим в жизни. Безжалостный, потому что это вопрос, на который мы не можем дать очевидный или автоматический ответ на основе наших намерений или привычек.
Фактически мы утверждаем, что бытие в мире означает всегда бытие под вопросом и что жизнь – это приключение, индивидуальное и коллективное, и нужно относиться к нему как к игре.
Единственный ответ, который мы должны дать на
