Через несколько минут они встретились в прихожей. На Бураго был застегнутый на все пуговицы китель с контр-адмиральскими нашивками на рукавах. Между золотом шитья глядели малиновые просветы инженера. Седая грива волос была тщательно подобрана в околыш морской фуражки. На ногах вместо обрезанных валенок, в которых старик только что разгуливал по кабинету, блестели ярко начищенные ботинки. Единственным отступлением от формы была тяжелая трость, которой он яростно постукивал на каждом шагу. Валя взяла отца под руку, и они вышли на залитый мягким светом белой ночи проспект.

- Твой-то орел не пришел нынче, - сказал старик,

- Он будет к одиннадцати, - уверенно сказала Валя. - У нас есть еще время.

Они шли пустынными улицами. Тяжелая палка Бураго перебивала своим крепким стуком дробное постукивание Валиных каблучков. Шли молча. Когда вошли на плиты моста, шаги стали особенно гулкими. Старик остановился и, опершись на гранитный парапет моста глядел вниз, где пыхтел широкогрудый буксир. Буксир тащил огромную баржу с дровами. Подойдя к мосту, буксир издал хриплый, надсадный вопль, плюнул е небо снопам искр и сложил трубу вдоль кормы.

Валя задумчиво смотрела вдоль реки, стремительно несшей к морю ясные холодные воды. Старик заглянул дочери в лицо и осторожно притронулся к ее плечу.

- О чем? - тихо спросил он.

- Как ты думаешь, - спросила она, не оборачиваясь: - мы решим ее к осени?

- Ты не новичок в науке, девчурка, - сказал Бураго, - а задаешь вопросы подстать приготовишке.

- Должны, должны решить, - упрямо сказала Валя.

- Ну, раз должны… - усмехнулся он.

Они опять замолчав оба, как зачарованные, смотрели на любимым город, спящий в прозрачном сиянии ночи. Над их головами тянулись могучие чугунные ветви трехлапого фонаря, словно исполинское чугунное дерево выраставшего из каменной кладки моста. В матовых шарах не было электричества, но стекла сияли от пронизывающего их света белой ночи.

Где-то далеко, со стороны взморья, послышался, нарастая и приближаясь, гул самолета. Скоро мощная песня мотора звучала прямо над ними. Старик поднял голову. На кителе из-под бороды блеснул крошечный золотой барельеф Ленина.

- Ну вот, - обиженно проговорил старик, - ведь тут он, над самой головой, совсем недалеко, а не видно, А ведь краска на нем самая обыкновенная. Что это значит? Это значит, что угол, под которым на него падают лучи света.

Девушка рассмеялась.

- Это значит только то, папа, что ты стал плохо видеть, - сказала она и ласково тронула рукав его кителя.

- Я тебя не понял. - Старик с досадой обернулся к дочери.

- Ты чего не видишь, а я отлично вижу. Вот он, смотри, - и она протянула к светлому небу обтянутую перчаткой руку.

Бураго стукнул палкой, круто повернулся и пошел прочь. Валя догнала его и взяла под руку.

- Подлая штука - старость, детка, - грустно сказав он.

- Нет, нет! - Валя на ходу ласково заглянула ему в глаза, - ты просто устал. Очень устал. Я уверена, совершенно уверена, что мы ее решим.

- Мы не опаздываем? - спросил старик, чтобы переменить разговор.

- Ровно одиннадцать;

Они повернули к широким воротам своего дома. Завидев Бураго, дворник распахнул калитку. С какой-то особенной поспешностью сдернул шапку и поклонился.

- Противный он… всегда так противно кланяется, - сказала Валя отцу.

- Человек как человек, - равнодушно произнес старик.

11. ТАЙНА СТАКАНЧИКА

Из-за угла проспекта показались двое. Они шли не спеша, оживленно разговаривая. По нарукавным знакам одного можно было заключить, что он военный моряк в звании капитан-лейтенанта; на другом была форма майора морской авиации.

Трудно было узнать в этих рослых командирах двух когда-то неразлучных друзей - Найденова и Житкова. Что осталось в них от юных добровольцев времен гражданской войны? Разве что только две пары ясных голубых глаз да золото выгоревших на морском солнце белокурых волос, Лица их были покрыты крепким загаром. На верхней губе Житкова виднелись небольшие, подстриженные аккуратной щеточкой усы,

- Это чертовски хорошо, Паша, что мы встретились с тобой именно теперь, - говорил Найденов. - Еще немного, и ты не застал бы меня в городе. Собираюсь в командировку, нужно кончать важную работу.

- Не делай таинственного лица, - усмехнулся Житков. - Я знаю кое-что о твоей работе. По долгу службы я должен был ознакомиться с ней. Она близка к концу… А вот знаешь ли ты, Саша, что за эти два года, что мы с тобой не виделись, я стал твоим противником?

- Противником? Ты? - удивленно воскликнул Найденов.

- Представь себе, - Житков взял друга под руку. - Ты добиваешься возможности определять местонахождение самолета или судна, когда их еще не видно глазом и не сльшно человеческим ухом. А я, как мне кажется, близок к тому, чтобы свести на-нет все твои усилия. Найденов испытующе посмотрел на Житкова:

- Вот как!

- Если я добьюсь того, чего ищу, никакие твои искусственные «глаза» не смогут найти моей подлодки, - уверенно сказал Житков.

- Даже в надводном положении? - живо спросил Найденов.

- И самолета в воздухе ты тоже не найдешь, пока» не услышишь.

- Вот тут-то мы тебя и поймаем!! - воскликнул Найденов, - Процесс превращения звуковых колебаний в световые мною уже почти достигнут.

- Почти! - многозначительно повторил Житков.

- Нет ни малейших сомнений, что я полностью решу эту задачу! - с горячностью сказал Найденов. - И тогда…

- Тогда? - переспросил Житков. Глядя на друга сияющими глазами, Найденов произнес:

- Тогда я… женюсь.

Житков остановился, как вкопанный.

- Что ты сказал?

- Да, да, - весело сказал Найденов, - женюсь! Я, убежденный холостяк, враг мирного семейного очага в жизни командира, женюсь. И, честное слово, Павел, кажется, еще никогда в жизни я не был так счастлив, как нынче.

Житков задумчиво покачал головой.

- Нет, это не для меня, - решительно сказал он: - либо - либо. В таком деле, как «ваше, подводное, да и вообще как морское дело, нельзя отрывать от себя, от своего существа, от мыслей, желаний, чувств ни единой толики ради чего-то постороннего, ради личного.

- Ты как был загибщиком, так и остался, - сказал Найденов.

- А на тебе я просто ставлю крест и как на командире, и как на ученом, - резюмировал! Житков. - Забыл ты наш завет - и баста. Да будет тебе пухом плита семейного счастья!

Житков поглядел на номера домов.

- Однако я с тобой забрел невесть куда; Нет, улица - та самая, которая мне