2.

18 января 1922 года.

Перед отъездом Белчер побывал на приеме у короля, его величество дарит ему в дорогу две связки фазанов из королевских владений.

19 января.

В «Times» фотографии нашей делегации на вокзале «Ватерлоо». Фотографии перепутаны: под моей значится имя Сильвии, дочери мистера Хайема, коммерсанта, вместе с ним едут его жена, дочь и собака. Фотография же Сильвии подписана моим именем. Как-то это скажется на нашем путешествии?

За несколько дней до Мадейры мне стало совсем невмоготу: рвало не переставая. Чего я только ни пробовала — от шампанского до бренди с печеньем, а еще соленья. Меня знобило, дрожали руки и ноги. Арчи привел врача, тот дал мне чайную ложку какого-то раствора, хлороформ и велел сутки ничего в рот не брать, а потом пить говяжий бульон «Brand». Когда мы приплыли на Мадейру, Арчи уложил меня на палубе и целый день поил этим отваром, а я чуть не плакала: я ведь и представить себе не могла, что Мадейра так хороша…

Вчера устроили на корабле бал-маскарад. Я оделась вакханкой, а Белчер — Чио-Чио-Сан. Костюм он позаимствовал у корабельного парикмахера и получил за него первый приз. В тот же день мы с Арчи, к всеобщему изумлению, выбили из игры двух бельгийцев: они целый день тренировались кидать кольца в цель, отчего настроили против себя всех пассажиров.

6 февраля.

Сошли на берег в Кейптауне. Изумительная природа! Дома утопают в цветах — голубых, розовато-лиловых, живые изгороди из боярышника, под Столовой горой аппетитные персиковые деревья. И ослепительное солнце. И серфинг.

8 февраля.

Как только выдавалось свободное время, мы с Арчи ездили в Маузенберг, в Фиш-Хук, на белый, песчаный пляж, со всех сторон окруженный горами. Ничего общего с Торки. Кабинок для переодевания ни одной, какой-то парень предложил нам переодеться в своей хибаре. После серфинга плавать неинтересно. Купим себе легкие гнутые доски, которые тебя слушаются и не бьют по ногам, и овладеем этим искусством в совершенстве.

Белчер в очередной раз вышел из себя. Жалуется, что африканские персики никуда не годятся. Страдает от септической лихорадки, доктор велит ему лежать, а он — ни в какую, нет, говорит, времени, каждая минута на счету. Бейтс забыл купить ему карболку, и у него распухла нога; мучается весь день. Еда в гостинице — не приведи господь, доктор велел ему пить за ужином не больше одной порции виски с содовой. Вчера вечером Бейтсу туго пришлось — Белчер спустил на него собак. Бедняга Бейтс, перед отъездом из Англии (которую он покидал впервые) его убедили, что ему грозит смертельная опасность, и живым он не вернется. Он так напугался, что в тот же день застраховал свою жизнь. Как мы только над ним не потешались! Вчера послали ему фотографию гадюки и предупреждение от «Общества защиты путешественников», после чего Бейтс часами изучал телефонную книгу и никак не мог взять в толк, почему в ней нет адреса этого общества.

Развлекаюсь. Ходила на прием во дворец архиепископа (и выглядела, если верить светской хронике, очень недурно). Была на открытии сессии Парламента, в гостях у герцога Коннаутского, на завтраке в Доме правительства. Белчер и Арчи обхаживали принцессу и изо всех сил поднимали ей настроение. Белчер (в сотый раз!) рассказал ей, как охотился на львов. Оказалось, что принцесса и Арчи — родственные души: и он, и она терпеть не могут рано вставать и не в состоянии запомнить, как кого зовут, в связи с чем Арчи со смехом заметил: «При том, сколько у вас светских обязательств, ваше высочество, это серьезное упущение». Кейптаунский музей выше всяких похвал. Какие там наскальные рисунки! Какая коллекция черепов, о которых директор музея может говорить часами! Огромное впечатление!

Вчера вечером.

Грандиозный скандал. Правительство выдало нам три железнодорожных билета в салон-вагоне, но Родезия заартачилась и отказалась пускать наш вагон бесплатно, потребовав с нас фартинг за милю (что обошлось бы нам в 140 фунтов), и вся наша затея пошла прахом. Ультиматум доставили вчера поздно вечером, Белчер пришел в неописуемую ярость и, во всеуслышание заявив, что на железной дороге творится черт знает что, принялся диктовать Бейтсу грозные телеграммы. Не успевал Бейтс вернуться с почты, куда каждый час ездил на такси, как у Белчера возникали новые идеи, одна другой хлеще, и телеграммы посылались вновь. Арчи в поте лица уже в десятый раз меняет наш маршрут, и теперь мы во вторник отплываем на «Британце» в Дурбан, а оттуда — в Трансвааль.

Днем позже.

Родезия сдалась! Куда и когда ехать, выбираем сами! Белчер их додавил. В очередной раз меняем маршрут: сначала Дурбан, потом Родезия. Успеть бы к 7 апреля на «Эней»!

В результате Арчи уплыл на «Британце» без меня. Поднялся сильнейший юго-восточный ветер — и я решила не рисковать: поеду с Белчером и Бейтсом на поезде в Преторию.

Жара стоит неслыханная. Столовая гора раскалилась докрасна, дышешь горячей пылью… Первая ночь в поезде прошла сносно; утром, когда я проснулась, мы были в Кароо. Сплошная пыль, камни, крошечные кусты и низкие холмы. Вид диковатый и какой-то необитаемый; есть во всём этом, однако, что-то привлекательное. С каждой минутой становилось всё жарче и жарче, в поезде — как в печке. Мы с Белчером целый день играли в пикет и пили лимонный сок стакан за стаканом.

Покидая Кейптаун, Белчер пребывал в превосходном настроении, но в Блумфонтейне генерал Хертцог наотрез отказался с ним встретиться, и настроение у Белчера испортилось. А тут еще переводной вексель пришел не по-английски, а по-голландски, и несчастный Бейтс чуть было не поплатился за это жизнью. В припадке ярости Белчер заявил своему секретарю, что тот уволен и может возвращаться в Саутгемптон завтра же, первым пароходом. Пока же «верховный главнокомандующий» отправил Бейтса «с глаз долой» к нам с Арчи в Йоханнесбург и в Родезию и объявил, что сам он в Родезию не едет ни под каким видом («Что я там потерял!») и возвращается на «Британце» в Кейптаун, откуда отплывает в Австралию на «Софокле», если успеет. Мы с Арчи боимся, что не успеет, и тогда нам придется плыть вместе с ним на «Энее».

В Гермистоне нам вручили телеграмму от торгового уполномоченного, где говорилось, что в Йоханнесбурге неспокойно, и он встретит нас на вокзале и отправит в Преторию, где всё готово к нашему приезду. Сегодня, сказал он, все гостиницы в городе закрыты — бастуют официанты, коридорные и прислуга. В городе нет ни мяса, ни хлеба, булочники тоже не работают, бастующие останавливают такси и высаживают водителей. На улицах взрываются ручные гранаты… Сегодня в Йоханнесбурге ввели комендантский час, закрыты все бары. Нет ничего глупее, чем в возникших обстоятельствах вести переговоры о выставке Содружества, которая состоится не раньше, чем через два года. Как бы то ни было, во вторник мы едем в Родезию и должны постараться сделать всё, что в наших силах. Говорят, что поезда будут ходить — в Претории пока тихо.