Я сглатываю и заставляю себя поднять глаза. «Полагаю, ты устал».

«Полагаю, так». Он проводит рукой по лицу, прежде чем прищуриться и посмотреть на меня. «Или, может быть, ты накачала меня наркотиками».

Я фыркнул. «Ты меня раскрыл. На самом деле я не веб-дизайнер. Я на самом деле наркобарон».

Он фыркает, один уголок его рта приподнимается. «Наркобарон? Их все еще так называют?»

Я разжимаю губы и пожимаю плечами. «Я не говорила, что у меня это хорошо получается».

Другая часть его рта приподнимается, пока он не улыбается мне. «Ты мне нравишься, Валенина Ганди».

Я опускаю подбородок, утыкаясь носом в воротник куртки, лежащей у меня на коленях.

Эта рука движется назад по подлокотнику, пока его ладонь снова не оказывается на моем колене. «Не оставляй меня в подвешенном состоянии, Коротышка».

Я наклоняю голову набок, чтобы он мог видеть мое раздраженное выражение. «Полагаю, ты мне тоже нравишься, Большой Парень».

«Это больше похоже на правду». Дом поворачивает шею в одну сторону, затем в другую. «Сколько еще в этой банке с сардинами?»

«Я не уверен, но…» — я морщусь, извиняясь. «Ты можшь меня выпустить? Мне нужно в туалет».

«Думаю, я справлюсь», — говорит Дом, расстегивая ремень безопасности.

Я готовлюсь к холоду, прежде чем стянуть с себя одолженную куртку и последовать за ним из ряда.

Дом отодвигается ровно настолько, чтобы я мог пройти мимо него. И называйте меня трусихой, но я отвожу взгляд, когда проскальзываю мимо.

К счастью, маленькая уборная пуста, так как я забыла проверить маленький светильник над дверью, чтобы убедиться, что он занят. И пока я делаю свои дела, я, конечно же, думаю о Доме. И я думаю обо всех фильмах и книгах, в которых говорится о клубе на высоте 3 миль. И пока я пытаюсь наклониться достаточно низко, чтобы дотянуться до нижнего белья и натянуть его обратно, я задаюсь вопросом, как, черт возьми, кто-то вообще занимается сексом в одной из этих крошечных ванных комнат.

Может быть, они были больше? Или, может быть, это просто вымысел в лучшем виде.

Я отбрасываю мысли о том, как пытаюсь вписаться в чужое тело, и занимаюсь мытьем рук, не торопясь, пока холодная вода охлаждает мою разгоряченную кровь.

Я вытираю руки двумя бумажными полотенцами, затем отпираю и открываю дверцу-гармошку.

И вот так моя кровь снова закипает, потому что передо мной стоит Доминик. Он все еще не надел куртку. И теперь…

Небесный Харрисон.

Теперь он закатал рукава и расстегнул две верхние пуговицы.

Мой язык смачивает нижнюю губу.

Это слишком много.

«Ты выходишь?» — спрашивает он меня с ухмылкой в голосе.

Мой взгляд прикован к открытой части его груди, к новому набору татуировок, которые он сделал видимыми.

«Ангел».

Я киваю. «Что? Да. Да».

Глубокий гул вырывается из его груди, прежде чем он протягивает руку и нажимает пальцем на мой подбородок, заставляя меня встретиться с его взглядом. «Иди на свое место».

Его кончик пальца ощущается на моей коже как огонь. «Да, Дом».

Я не знаю, почему я это говорю. Понятия не имею, почему я так говорю. Но выражение его лица говорит мне, что ему это понравилось. Что ему это очень понравилось.

«Сейчас, Малышка».

Я снова смотрю на его шею и эту открытую часть груди, когда выхожу из ванной. Но он все еще не двигается. Он не дает мне ни единого лишнего дюйма, чтобы пройти. Поэтому, прижавшись своим передом к его, я проскальзываю мимо него. Мои мягкие груди прижимаются к его твердому телу, наша разница в росте прижимает их к его животу. Животу, который напряжен. И тверд. И… мой живот, который такой же мягкий, как моя грудь, скользит по…

Я делаю глубокий вдох.

Он там тоже твердый. Может, не до конца. Но я его чувствую. Я чувствую его длину.

Выдох Дома ерошит мне волосы, и я тороплюсь на последний шаркающий шаг.

Я не смотрю никому в глаза, быстро продвигаясь к нашему ряду. И я не трачу время на то, чтобы вклиниться в наш ряд и опуститься на свое место.

Уверенная, что он не заставит себя долго ждать, я поправляю юбку, застегиваю ремень, поднимаю и накидываю на себя его пиджак.

Я погружаю пальцы в материал с нижней стороны и подношу его ко рту, позволяя гладкой текстуре тереться о мои губы.

Когда дверь в ванную открывается, я опускаю куртку, потому что не хочу, чтобы было похоже, что я ее целую. Это было бы безумием.

Как только я краем глаза замечаю Дома, его ремень находится прямо на уровне глаз, я стараюсь выглядеть очень занятой — уставившись на потемневший экран.

Когда он садится, мне кажется, я слышу, как он вдыхает, как будто собирается что-то сказать. Но предупреждение о ремнях безопасности звенит за секунду до того, как затрещат динамики над головой, и нам сообщают, что мы собираемся начать финальное снижение.

Стюардесса идет по проходу, собирая мусор, и Дом передает ей наши пустые бутылки из-под воды.

Странный страх оседает на моих плечах. Почти как горе. Что абсурдно. Мы обменялись номерами. Есть еще вероятность, что я снова поговорю с Домиником, может быть, даже увижу его. Но осознание того, что мы вот-вот приземлимся, заставляет меня беспокоиться, что я могу больше никогда о нем не услышать.

«Итак, эм, кода у тебя пересадка?» — спрашиваю я. И как только вопрос вылетает из моего рта, я резко захлопываю челюсть.

О боже, надеюсь, это не прозвучало так, будто я приглашаю его в гости.

Я имею в виду, что я бы не пригласила его к себе в гости.

Может быть, если у него действительно долгая пересадка, мне стоит пригласить его к себе…

Заметив, что он не ответил, я поднимаю на него взгляд и вижу эти насмешливые морщинки возле его глаз.

Я закатываю глаза. «Ты же знаешь, я не это имела в виду».

«Я знаю. И это позор». Он говорит это не так, будто он на меня расстроен. То, как он это говорит, заставляет мои щеки еще сильнее покраснеть. «Пересадка недолгая, но я никуда не тороплюсь».

«Это здорово», — тихо отвечаю я.

Может, он захочет пойти со мной к зоне выдачи багажа? Может, и нет, но в любом случае я хочу узнать, куда он идет, чтобы нам не пришлось прощаться, выходя из самолета, а потом неловко идти