Этот Вейган – чрезвычайно примечательная личность. С ним произошла целая история, довольно-таки любопытная и даже поучительная. Не могу хотя бы вкратце не рассказать её.

Вейган был брюсселец и воспитывался в семье состоятельного еврея Коэна де Леона, но затем поступил в Сен-Сир, знаменитую нашу военную школу, принял французское подданство, поменял фамилию и навсегда стал яростным, несгибаемым гонителем племени иудейского, в чем я его бесконечно поддерживал и поддерживаю, хотя меня Бог миловал, и моим первым воспитаем был совсем не еврей.

Я столкнулся с представителями сего жестоковыйного народа, уже будучи взрослым, но, впрочем, пришел в такой же неописуемый ужас, как и Вейган. Это чувство и сейчас охватывает меня, как только я начинаю думать о евреях.

В делах тайного общества Делонкля Вейган, как я знаю, участвовал чрезвычайно активно, и именно Вейганом впоследствии был спланирован целый ряд террористических актов. Вот почему не только Делонкль и Шуллер, но и всё остальное руководство Секретного комитета очень дорожило поддержкой знаменитого генерала. Сейчас для меня всё это совершенно очевидно, но в 1934 году, узнав, что к делу будет привлечён Вейган, крупная военная фигура, я не заподозрил ничего страшного. В конце концов Вейган помогал разрабатывать и операцию на 6 февраля, так блестяще спланированную и так глупо проваленную.

Не заподозрил я ничего и тогда, когда к концу года (за точную хронологию, впрочем, ручаться никак не могу) появилась вполне осязаемая организация – Секретный комитет революционного национального действия. Секретный! Но я в то время не спросил себя, что же у комитета были за тайны? От этих размышлений меня отвлёк скандал, когда глава «Боевых крестов» граф Франсуа де ля Рок, который сам-то впоследствии оказался изменником, публично назвал Делонкля провокатором.

Я следил за скандалом и не очень-то беспокоился, ведь для Франции скандал – это норма, каждодневные реалии. Это то, что оживляет нашу жизнь и составляет весьма существенную её часть. Ну, конечно, бывает ещё и мегаскандал, как с аферами мерзавца Саши Ставиского – вот такой скандал уже может всё перевернуть и дестабилизировать ситуацию, однако тайное общество Делонкля поначалу никаких глобальных потрясений не сулило. «Просто появилась ещё одна фашистская партия, – думал я, – ведь это совсем не плохо».

Лишь в начале 1935 года, когда Делонкль и Филиоль уже объявили о своём выходе из «Аксьон Франсез», начали происходить по-настоящему подозрительные события. Люсьен Ребате, блистательный критик, а главное – фашист серьезный, убежденный и вообще человек вполне основательный, доверительно сообщил мне, что компании «Рено», «Ситроен», владельцы заводов «Мишлен», парфюмерный император Франсуа Коти, электротехнический магнат Мерсье и судостроитель Фульд (в конторе которого Делонкль официально работал) передали Делонклю на нужды его Секретного комитета не менее ста миллионов франков (!!!). Ого! На эти деньги можно было вооружить до зубов целую армию. Даже, пожалуй, две армии, причем снабженные артиллерией, танками, самолетами. И такую, по тем временам громадную, сумму передали бойкому парню Делонклю, имевшему в главных помощниках и вдохновителях Филиоля, который, кажется, уже тогда имел прозвище Убийца.

Признаюсь, я с трудом смог переварить это известие, сообщенное мне Люсьеном Ребате. Людям, чьей специализацией всегда было грубое применение силы, вдруг решили оказать покровительство самые состоятельные и могущественные люди Франции. Тут было над чем призадуматься! А ведь это оказалось только самое начало в целой цепи совершенно невероятных событий.

Отлично помню тот гнилой, промозглый февральский вечер 1935 года, когда ко мне на квартирку явился как всегда элегантный и даже, пожалуй, кокетливый Пьер Дрие Ла Рошель (ещё один наш молодой фашист, чрезвычайно мощный ум и одновременно впечатлительная, тонкая, нервная натура, хоть он был при этом, чего греха таить, и чокнутый слегка). Не раздеваясь, прямо в прихожей он стал рассуждать, что и «Рено», и «Ситроен», и Коти, и судостроитель Фульд, конечно, сделали свои грандиозные разовые вливания, рассчитывая на какую-то отдачу.

В скобках замечу, что Пьер Дрие Ла Рошель знал о новом тайном обществе уже очень много, а позднее узнал ещё больше, поскольку стал целенаправленно добывать и накапливать сведения на эту тему. Он собрался написать о тайном обществе Делонкля целый роман, дал ему название «Кагуляры» и полностью подготовил план будущей книги, но она, к величайшему моему сожалению, так и не была им никогда написана. Вот теперь мне приходится тратить последние дни своей жизни на то, чтобы более-менее восполнить этот досаднейший литературный пробел.

Ла Рошель поведал мне также, что Делонкль получает чуть ли не ежемесячную денежную помощь от Эжена Шуллера, который является главным опекуном Секретного комитета революционного национального действия.

Человек непосвящённый, наверное, сказал бы, что трудно ожидать сильного интереса к политике от кумира французских парикмахеров, изобретшего не только безвредную краску для волос, но ещё и первый шампунь. У такого человека в голове должны быть лишь химические формулы, однако я не удивлялся и всячески одобрял то, что такие выдающиеся умы увлечены фашистской идеей. Лишь одно меня смущало – нечистоплотность Шуллера в достижении своих целей. Ах, если бы Шуллер был столь же порядочен, сколь умён!

Эжен Шуллер… Я, кажется, знал его ещё с 1929 года. В нашем кругу он был известен тем, что во Франции не осталось как будто ни одной националистической организации, которой бы он не помогал. И, думаю, ни единая антиеврейская акция во Франции не обходилась без его участия в той иной степени. Весьма ценил я и опус Шуллера «Революция экономики», в коем он даже не думал скрывать своих симпатий к нацистам.

В общем, с данной стороны Шуллер заслуживает высочайших похвал, но при этом лично я его всегда некоторым образом побаивался и старался сторониться, а если всё же общался с ним, то постоянно ощущал, что это человек, способный решительно на всё. Да, способный на всё в самом плохом смысле. Это была личность с несомненной внутренней грязнотцой. Если Шуллер ставил перед собою некую цель, то готов был на любое преступление, если это могло хоть чуть-чуть приблизить его к тому, чего он решил добиться.

В общем, была у Шуллера некая инстинктивная готовность к преступлению, и в любой миг он мог из друга превратится в бешеного врага – если ты хоть чем-то не угодил ему, тогда берегись. Вот я