к Шпале. — Что же здесь нечестного? Некрасиво — да, не по-джентельменски — согласен. Но все было в рамках правил. Команда «бокс» прозвучала, команды «стоп» не было. Так что извините, ребята, но Бабушкину начисляется один балл, а у Левы вычитается шесть.

— Почему шесть? — не понял Шпала. Видимо, он был самым активным членом «команды Левы».

— Потому что Бабушкин был его четвертым спарринг-партнером, — объяснил тренер. — И впереди у него должны были быть еще шесть раундов, которые он, очевидно, сейчас провести не в состоянии.

Я посмотрел на Бабушкина. Несмотря на то, что тренер довольно жестко прервал его речи «победителя», его настроение переменилось. Теперь, когда его выходка удалась, он, кажется, поверил, что отвоевал себе реальный шанс попасть на соревнования — а то, может быть, и победить в них. Окрылился, так сказать. Ну да ничего. По своему опыту я знал, что таких придурков жизнь обламывает пусть и не сразу, зато очень мощно и убедительно.

Лева кое-как поднялся с пола и заковылял в сторону скамейки. Григорий Семенович погрузился взглядом в свой блокнот, что-то там почитал, прикинул в уме, покачал головой и сказал ему:

— Лева, сейчас у тебя есть восемнадцать очков. Раз такое дело, можешь три раза пропустить раунды, а потом постарайся собраться в кучу и продолжить работать. Иначе соревнования точно пройдут мимо тебя.

Лева схватился за голову. Было видно, как он переживает. Ну еще бы: до последнего момента все вроде бы шло нормально, и вдруг такая подлость. Конечно, он мог получить чуть больше или чуть меньше баллов — всякое случается — но чтобы вот так, исподтишка… Он почему-то с отчаянием посмотрел на меня. Да, видеть Леву, обычно уверенного в себе и чуть наглого, в таком положении было странно и печально. Но что я мог ему сказать или сделать? Тренер уже заявил, что все было по правилам, так что выступать сейчас было бессмысленно.

Хотя я был с ним и не вполне согласен. Вспоминая свою тренерскую работу в прошлой жизни — я всегда выступал за то, чтобы, помимо чисто спортивных правил, действовали еще и общечеловеческие. Конечно, спорт и уж тем более бокс — не институт благородных девиц, и если вместо постановки удара мы будем работать над состраданием, то весь спорт полетит к чертовой матери. Но все-таки я всегда считал, что тренер должен воспитывать в своих учениках как минимум уважение к сопернику. Если тебе есть что показать и чем удивить — делай это в честном и равном бою. Это вообще основной спортивный принцип. А если ты можешь выиграть только когда наносишь удары исподтишка, в тот момент, когда этого никто не ожидает — тогда это что угодно, только не спорт.

Но в одном тренеры оказались правы. С таким дерьмом, как Бабушкин, лучше столкнуться в тренировочном зале, чем в реальном бою. В этом смысле сегодняшние спарринги стали для меня хорошим уроком. Теперь все иллюзии (если они у кого-то еще оставались) разбились вдребезги. Все хорошо понимали, кто чего стоит и от кого следует ожидать честной работы, а от кого… как от Бабушкина.

— Кто хочет быть следующим? — спросил Григорий Семенович.

Я, не раздумывая, поднял руку и вышел в центр зала.

— Давай, Миша, давай, — одобрительно произнес тренер. — Тебе сейчас надо набирать баллы. Сосредоточься!

Вот что ни говори, а все-таки я был благодарен Григорию Семеновичу. Несмотря на не всегда справедливые оценки моей работы, он, похоже, действительно относился ко мне по-особенному и где-то в глубине души поддерживал и даже болел за меня.

— Может, ты хочешь сам выбрать себе первого соперника? — вдруг добавил он.

Хм. Такого я здесь еще не слышал. Интересно, это он таким образом проявляет ко мне уважение как к хорошему бойцу или намеренно хочет стравить меня с Бабушкиным? Ну ведь ежу понятно, кого я сейчас выберу. Я даже спорить с этим не буду.

— Конечно, хочу, — согласился я. — Денис Бабушкин.

— Хо, — ухмыльнулся наш водочный «чемпион». — Чего, тоже захотел уйти отдыхать пораньше? Ну ладно, как скажешь, талантливый ты наш.

— Я не понял, — резко обернулся к нему Григорий Семенович. — Я неясно, что ли, выразился про комментаторство? У нас здесь не в ораторском мастерстве соревнуются, и Озеровых тоже нет, так что будь любезен — выходи в зал и прибереги свои замечания для другой компании!

Денис хмыкнул и вышел ко мне, разглядывая свою перчатку с невозмутимым видом, как будто ничего не произошло и вообще мы находимся не в зале, где идет отбор на соревнования, а где-нибудь на курортном отдыхе. Это раззадорило меня еще сильнее. Он не просто сделал «подлянку» своему партнеру, он упивался ощущением вседозволенности, давая понять, что для него это в порядке вещей и он собирается и дальше творить все, что захочет.

Честно говоря, соперничать с ним в плане бокса я не собирался. Нет, конечно, если бы меня принудительно поставили с ним в пару, никуда бы я не делся, но с такими персонажами ни о каком боксерском искусстве не может идти и речи. А вот устроить ему небольшой сюрприз — вот этого мне сейчас очень хотелось. Пусть знает, что подленькие приемчики могут работать в обе стороны. Наверняка для него это станет большим откровением.

— Ну чего, сучонок, решил в героя поиграть? — чуть слышно прошипел Бабушкин, не снимая издевательскую ухмылку со своей физиономии. — Я таких, как ты, на заслуженный отдых пачками отправляю!

— Смотри сам куда-нибудь не отправься — так же тихо ответил ему я. — А то ведь любое везение когда-нибудь заканчивается.

— Поговори тут еще, философ, — огрызнулся Денис. — Сейчас в угол с размаху улетишь, там и рассуждать будешь. На пару со своим дружком.

— Так, разговорчики! — вмешался Григорий Семенович. — Вы для чего сюда вышли? Беседовать по душам потом будете.

Я внимательно вгляделся в лицо Бабушкина. Похоже, такая легкая победа над Левой воодушевила его. И теперь он смотрел на меня с гремучей смесью самонадеянности, наглости и презрения. Мол, ползают тут всякие под ногами у великого чемпиона. Эта физиономия была совсем не похожа на ту, что в начале тренировки напряженно и тревожно вслушивалась в слова тренера. Ну что ж, посмотрим, на что ты способен, кроме подстав и манипулирования людьми.

— Бокс! — скомандовал Григорий Семенович.

Глава