Уезжая в Окракоук, я знала, что Мэгги-мишка – единственная вещь, которую я не смогу оставить в прежней жизни.

Пока я рыдала, тетя Линда заглядывала ко мне, но, похоже, не знала, что сказать или сделать, и, видимо, решила, что лучше будет дать мне во всем разобраться самостоятельно. Этому я была рада, но вместе с тем мне стало грустно: я почувствовала себя еще более одинокой и оторванной от всех, чем прежде.

Каким-то чудом я продержалась первый день, потом второй. Тетя показала мне велосипед, купленный на какой-то гаражной распродаже – судя по виду, он был старше меня, на его пухлом сиденье мог бы с удобством разместиться кто-нибудь вдвое крупнее меня, с массивного руля свешивалась корзина. На велосипеде я не ездила уже много лет.

– Я обратилась к одному местному пареньку, чтобы привел его в порядок, так что велосипед должен быть полностью исправен.

– Класс, – только и сумела ответить я.

На третий день тете надо было на работу, она покинула дом задолго до того, как я проснулась. На столе я нашла папку с моим домашним заданием и поняла, как сильно отстала. Училась я неважно даже в лучшие времена, была типичным середнячком, терпеть не могла, когда раздавали табели успеваемости, и если раньше не гналась за отличными оценками, то теперь и вовсе впала в апатию. В записке тетя напоминала мне, что завтра у меня две проверочные работы. Хоть я и пыталась заниматься, сосредоточиться мне не удавалось, я заранее знала, что провалю работы, как в итоге и получилось.

Впоследствии тетя – может, потому что пожалела меня и расчувствовалась больше обычного, – решила, что мне не повредит выйти из дома, и свозила меня к себе в магазин. Он представлял собой небольшую закусочную с кофейней, где предлагали не только еду. Местным фирменным блюдом были булочки, которые выпекали каждое утро и подавали либо с колбасками и подливой, либо в виде сэндвичей, либо как десерт. Помимо завтраков в магазине продавали подержанные книги и выдавали напрокат видеокассеты, занимались отправлениями через «Юнайтед парсел сервис», сдавали в аренду абонентские ящики, отправляли факсы, сканировали документы, делали ксерокопии, а также посылали денежные переводы через «Вестерн юнион». Моя тетя владела этим заведением вместе со своей подругой Гвен, оно открывалось в пять утра, чтобы рыбаки могли подкрепиться перед выходом в море, и это означало, что тетя обычно являлась на работу к четырем, чтобы успеть напечь булочек. Она познакомила меня с Гвен, одетой в фартук поверх джинсов и фланелевой рубашки, с седеющими белокурыми волосами, собранными в неопрятный хвост. Тетина подруга показалась мне славной, и хотя в магазине я провела не больше часа, у меня сложилось впечатление, что отношения между ними совсем как у давней супружеской пары. Они понимали друг друга с полуслова, умели предугадывать вопросы и двигались за прилавком, не сталкиваясь, слаженно, как танцоры.

Дела заведения шли неплохо, хоть оно и не процветало, и я большую часть времени там листала старые книги. Здесь были детективы Агаты Кристи и вестерны Луиса Ламура, а также довольно внушительное собрание бестселлеров. Был здесь и ящик, куда приносили книги, чтобы отдать даром, и пока я находилась в магазине, какая-то женщина зашла за кофе и булочкой и принесла небольшую коробку, полную книг, – в основном любовных романов. Перебирая их, я думала, что если бы не увлеклась романами в августе, сейчас не торчала бы здесь.

В будние дни магазин закрывался в три часа, и когда хозяйки заперли дверь, тетя Линда повела меня на продолжительную и более обстоятельную экскурсию по деревне. Она заняла пятнадцать минут и ни на йоту не изменила мое первое впечатление. Потом мы вернулись домой, где я до конца дня пряталась у себя в комнате. Какой бы странной и чужой она мне ни казалась, это было единственное место, где я могла уединиться, пока тетя Линда находилась дома. Если я не делала школьные задания, обычно наспех и тяп-ляп, то слушала музыку, хандрила и слишком много времени посвящала размышлениям о смерти и о моей растущей убежденности, что миру и в особенности моим родным без меня будет гораздо лучше.

Мне пока не удавалось понять толком, что за человек моя тетя. Волосы у нее были короткие и седые, глаза – ласковые, карие, глубоко посаженные на лице, исчерченном резкими морщинами. Ходила она всегда торопливо. Она никогда не вступала в брак, у нее никогда не было детей, и порой казалось, что она любит покомандовать. Раньше она была монахиней и хотя ушла от «Сестер милосердия» почти десять лет назад, по-прежнему придерживалась принципа «чистоплотность сродни набожности» и других тому подобных. Я была обязана ежедневно наводить порядок у себя в комнате, стирать свою одежду и убирать в кухне: один раз перед тем как тетя возвращалась домой в середине дня, второй – вечером, после ужина. Все по-честному, думала я, ведь я живу здесь, но, несмотря на все старания, справиться со своими обязанностями как следует мне не удавалось. Наши с тетей разговоры обычно были краткими, за утверждением следовало извинение. Примерно вот так:

– Когда ты поставила чашки обратно в шкаф, они были еще мокрыми.

– Извини.

– На столе остались крошки.

– Извини.

– Ты забыла протереть плиту чистящим средством.

– Извини.

– Покрывало на твоей постели надо оправить.

– Извини.

За первую неделю я извинилась, наверное, раз сто, а за вторую – еще больше. Очередную проверочную работу я провалила, открывающийся с веранды вид мне наскучил. В конце концов я пришла к убеждению, что даже если застрять на живописном тропическом острове, спустя некоторое время его пейзажи тебе начнут приедаться. То есть океан всегда кажется одинаковым. Когда бы на него ни взглянул, вода все там же. Да, облака могут выглядеть по-разному, а на закате небо полыхает оранжевым, алым и золотым, но какая радость от заката, если не с кем любоваться им? Тетя была, по-моему, из тех людей, которые подобных вещей просто не замечают.

И кстати: беременность – отстой. Меня все так же тошнило по утрам, порой бывало нелегко вовремя добежать до ванной. Я читала, что некоторых женщин вообще не тошнит, но ко мне это не относилось. На меня тошнота наваливалась по утрам сорок девять дней подряд, так что казалось, будто мой организм вознамерился поставить какой-то рекорд.

Если у рвоты и были плюсы, так только один: из-за нее я почти не набирала вес и прибавила самое большее пару-тройку килограммов к середине ноября. Честно говоря, мне не хотелось растолстеть, но мама купила мне книжку «Чего ждать, когда ждешь ребенка», и я, нехотя