Закон Янте. Так датчане думают о самих себе — это их желание быть скучными и одинаковым. Я считаю, что у них у всех просто депрессия. Ведь каждый человек по-своему уникален. А если мы все будем одинаковыми, то убьем нашу человеческую сущность. Датчан можно только пожалеть, у них совсем нет воображения! Вижу перед собой деревню, рядом с которой мы жили. Это фильм, где у каждого персонажа одинаковый джемпер с треугольным вырезом, все водят машину одной марки и трахают жен в одном и том же положении. И вдруг в деревне обнаруживают черную овцу, парня, о котором раньше никто ничего не знал. И в один прекрасный день он покупает себе гавайскую рубашку. В деревне — паника, все думают, что им тоже надо купить такую же рубашку. А потом его жена начинает всем шептать, что муж просит ее попробовать все позиции Камасутры. И все недоумевают, что же с ним произошло. Но что хуже всего — что же будет с их джемперами, их женами и всей деревней? Хотя все в этой деревне были глубоко несчастны еще задолго до того, как парень купил себе гавайскую рубашку.

Ты говоришь, что красивые датчанки были с тобой добры. Как странно! В Лондоне привлекательные девушки — суки. Они всё время пытаются высмотреть, а может кто-то привлекательнее их, страшась, что тогда их правлению придет конец. Если я не иду на свидание, то даже не пытаюсь выглядеть сексуально. Терпеть не могу, когда эти поверхностные суки улыбаются мне, осматривая с головы до ног, чтобы выискать изъян, который даст им надо мной превосходство. Иногда хочется завизжать: «У меня ничего нет! Совсем ничего! Мой дом сожгли, мои детские фотографии стали пылью во вселенной, а все мои воспоминания — это черствый хлеб, убежища в лесу и поиск чего-то съестного в заброшенных домах, где я дрожала от страха, что нарвусь на мину или ручную гранату».

Смешно, что в такие моменты, когда пытаешься выжить, ценишь каждый момент жизни. Потому что это самое реальное, что есть. Мы не знали, что принесет нам следующий день или следующая ночь, так что наслаждались тем, что имели. Однажды в одном заброшенном доме мы нашли с подругой шкаф, полный старой одежды из семидесятых. Остаток полудня мы примеривали одежду, пели и танцевали. Можно подумать, что такое бывает только в фильмах. Нет, реальная жизнь намного сюрреалистичнее кино!

Я никогда тебе не рассказывала историю о моем имени. Ты говоришь, как встретила Матиаса и как он спросил о твоем имени. Ты должна гордиться красивым именем, говорящем о твоих корнях.

Мое имя должно было быть Муния, так звали бабушку и одну из моих теть. У нас традиция давать детям имена бабушек и дедушек. Однако родственники по линии отца, гордые коммунисты, верящие в марксистское будущее и равенство, не хотели, чтобы мое имя каким-то образом говорило о моих корнях. Мать сказала, что семья моего отца не была мусульманами, и это истинная причина, почему они не хотели назвать меня Мунией, мусульманским именем. Видишь ли, мои родители имели разные этнические корни. А для меня все они были одинаковыми. Потерянные и запутанные, живущие на одном куске земли. Они тяжело работали, пытаясь свести концы с концами… пока не потеряли всё, что у них было. Мое убеждение, что нормальная жизнь не для меня, обусловлено глубоким внутренним чувством незащищенности. Осознанием того, что меня вырвали с корнями, даже не дав имени, с которым я могла бы себя ассоциировать. Мия или Муния. Кому решать?

Не хочу больше тебе докучать. Очень рада, что ты смогла убежать от рутины и от претенциозных людей, которые тебя избегают. Просто притворись, что сама их избегаешь. Мне кажется, это уже давно стало моей привычкой. Причем, я начала избегать саму себя.

Это во многом связано с Дон Жуаном. Я встретила его в первый раз в ресторане над лондонским мостом. Как только пришла, увидела мужчину, похожего на фото с сайта агентства. Он прислонился к стойке портье и смотрел в свой телефон. Элегантно одет: дорогой костюм и светло-голубая сорочка, расстегнутая на шее. Я должна была прийти ровно в семь тридцать, но, конечно же, опоздала. Я стояла в назначенном месте, смотря по сторонам и думая, что наверное никто не придет. Тот факт, что я была обкуренная, никак не улучшал ситуацию. Мне казалось, что на меня все смотрели и наверное недоумевали, кто я такая и что здесь делаю. Так во всяком случае, я чувствовала. А может у меня просто была паранойя от травы. Я уже решила уйти, если в течение пяти минут никто не появится. Но только собралась уходить, как мужчина, который смотрел в свой телефон у стойки портье, подошел ко мне.

Он спросил немного угрожающим тоном:

— Почему вы опоздали?

У меня начали потеть ладони. Я почувствовала себя, как рыба, выброшенная на берег, и все обычные оправдания казались глупыми. Ну, знаешь, такие как задержка поезда в метро, час пик и курение большого косяка перед выходом из квартиры.

И вдруг я нашла оправдание своему опозданию, которое показалось мне весьма уважительным, и я пролепетала:

— Я говорила со своим кактусом.

Он посмотрел на меня будто уколотый кактусом, не веря собственным ушам, что я могла что-то подобное ляпнуть. Потом еще раз внимательно на меня посмотрел и наконец выдавил из себя:

— Согласно вашим данным вы должны уметь вести беседу.

Я не поняла, было ли это вопросом, и посмотрела на него в замешательстве.

А он повторил:

— Либо кто-то заполнил анкету вместо вас, либо с вами что-то произошло по дороге.

Он был таким грубым и высокомерным. Я уже собиралась уйти из этого чертова места, как он протянул мне руку.

— Вы останетесь и будете делать то, что я вас попрошу. Не надо волноваться, никакого физического контакта не потребуется, но вам надо будет придумать что-то получше, чем разговор с кактусом.

Он схватил меня за руку и потянул наверх по лестнице, а я пыталась идти медленно с высоко поднятой головой и не шатаясь. Прежде, чем мы вошли в ресторан, он внимательно на меня посмотрел.

— Гм, — сказал он, — вы хотя бы симпатичная, так что не полная потеря моего времени и денег.

У меня всё горело внутри. Уже давно мужчина не приводил меня в такое бешенство. Хорошо, что я выкурила большой косяк, потому что всё вдруг стало смешным. Я посмотрела на него внимательно. Оливковая кожа, черные глаза, черные волосы и небольшая щетина, что придавало ему еще больше мужественности. Красив, а еще так самоуверен, что я задавала себе вопрос, был ли он таким на самом деле или просто играл роль сахарного папика.

Я сказала:

— Жалко, о вас я бы такого не сказала.

Он посмотрел на меня с недоумением, а потом смягчился:

— Наконец-то подобающий ответ.

Меня посадили рядом с политиком, похожим на Мафусаила, но который выглядел даже старше библейского персонажа. Успокаивало то, что Дон Жуан предупредил, что от меня не потребуется никакого физического контакта. Так что я постепенно стала расслабляться. Политик оказался очень живым для своего возраста и говорил со своеобразной медлительностью, свойственной для людей из высшего общества. Он употреблял рафинированные слова и бросал многозначительные взгляды. А я ему рассказала душещипательную историю о том, как приехала в Лондон на крыше фуры, но потом остановилась, вспомнив, что он все-таки политик и нет никакой необходимости показывать ему мои документы о депортации.

После моей истории он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами, а я рассмеялась и сказала:

— Да, я пошутила, вы же знаете, просто беру вас на понт или как там снобы предпочитают это называть…

Он посмотрел на меня с тем же выражением лица, которое я недавно видела у Дон Жуана, а потом громко засмеялся.

— Отличный спектакль, отличный спектакль… — повторил он.

Всё это время я чувствовала на себе взгляд Дон Жуана, который сидел через четыре стула от меня на противоположной стороне стола. У меня было странное ощущение от его взгляда. Меня переполняло волнение и даже возбуждение, но в то же время проскользнула мысль, что с этим мужчиной не повеселишься. Во всяком случае, не так, как я привыкла веселиться с другими парнями. И еще было странное чувство-галлюцинация, будто я падаю во что-то мягкое, вязкое, знакомое, но при этом холодное и из чего очень трудно выбраться.

К концу вечера обаятельный тысячелетний политик достал из кармана визитку.

— Если не найдете себе достойного