– А мы тогда зачем? – не понял Фитиль.

– А вы его нарушаете, – смело бросила девушка.

Народ засмеялся, кто-то даже захлопал в ладоши.

– Не, мы так не играем! – стал протестовать Фитиль. – Давайте разбираться!

– А чего тут разбираться, – проворчал неглупый Холодов. – Подставило вас ваше руководство. Точно фашисты. Намеренно вас послали, чтобы мы вас отмудохали, а девчонку по кругу пустили. Тогда и спецназ уместно позвать, всех пацанов мордами в асфальт. В НАШ асфальт. Контору разгоняют, уголовные дела, туда-сюда, а там под шумок и стадион можно отжать и втихую Турку передать. Многоходовочка называется. Руку отдам, пацаны, есть у Турка подвязки в райкоме. Но мы же не купимся на провокацию? И вам, идиотам, лучше башкой думать, когда подписываетесь на такие авантюры. Ну что ж, товарищи, пойдемте, поможем вам охранять наш общественный порядок. А потом вас проводят до выхода с района, чтобы, не дай бог, с вами чего не случилось… Как вас зовут, девушка?

С юмором и с мозгами у местных группировщиков было все в порядке. На следующий день я навестил спортзал, где меня встретили чуть не овацией. Прятал ухмылку Мамай: снизошел, дескать. Что они себе возомнили? И Алиса туда же. Полчаса я попрыгал с неоперившейся молодежью, приказал притащить побольше матов, если кости дороги, дал указание удвоить количество груш, чтобы не толкались в очереди. Выделил из общей массы пару мальков, поставил их в пример, всем остальным выдал задание – и удалился с чувством выполненного долга.

Вечером в крайней девятиэтажке на третьем этаже вспыхнул пожар! Двухкомнатная квартира выгорела дотла. Пламя бушевало так, что страшно было смотреть. А на фоне черного неба это казалось вообще адом. Пожарка ехала долго. По двору метались и кричали люди. В подъезде было нечем дышать, но и там кто-то бегал. Когда я ворвался в подъезд, навстречу бежали с вытаращенными глазами кашляющие люди. Зажимая нос, я допрыгал до третьего этажа. В квартиру бились Олег Холодов и рыжий веснушчатый парень по кличке Дадай (кажется, про него говорили, что он отлично рисует). Потом откуда-то сверху притащили лом, дверь треснула – и из квартиры повалил густой дым. В глубине жилища бесновалось пламя. Зажимая нос полой куртки, Холодов собрался ворваться внутрь. Я вовремя схватил его за шиворот, оттащил.

– Куда, дурак? Поздно уже!

И вовремя – из квартиры вырвался адский пламень, опалил дверь квартиры напротив. Находиться в этом пекле было невозможно. Задыхаясь, мы скатились по ступеням. За это время подъехали огнеборцы, размотали рукава и стали заливать окна. Напор воды был мощный, за десять минут сбили пламя. А потом вода несколько часов текла по перекрытиям, затапливая нижние этажи. Весь подъезд пропитался зловонной гарью. Другие квартиры от огня, к счастью, не пострадали. Пожарные вынесли из квартиры два обгорелых трупа, положили на асфальт, укрыли какой-то мешковиной. Тела пролежали больше часа, потом приехала машина из морга. «Гурамовы, – перешептывались жильцы. – Муж и жена. Бухали по-черному, вот и пожалуйста».

Пришел Мамай, угрюмо посмотрел на погибших, сплюнул со злостью. Про «сухой закон», введенный в 85 году, как-то стали забывать. Водку продавали по талонам – две бутылки в месяц на руки, но разве это остановит истинных ценителей жанра? «Нашу волю не сломить – пили, пьем и будем пить!» Процветала подпольная торговля, продавали откровенный суррогат. Что случилось с этой парой, уже не имело значения. Но явно мужа и жену сгубили не происки со стороны.

– Не уследил, Мамай? – пробормотал я. – Вроде твой район.

– Я что, к каждому алкашу бойца приставлю? – огрызнулся Мамай. – Неделю назад фургон с паленым бухлом остановили, в наш продуктовый везли. Вот не люблю ментов, а тут сам по своим каналам вызвал – всю партию реквизировали. Да что с этим сделаешь, Шериф? Не наркота же…

Когда прибыла милиция, мы отступили в темноту – от греха подальше. А потом побрели по домам…

Глава третья

Казань была безбожно разбросана. Огромный город, сотни заводов и фабрик, институты и университеты, научно-исследовательские учреждения, мечети и православные церкви. Религиозные учреждения работали – отношение к богам у советской власти стало меняться. С юга на север город простирался почти на тридцать километров, и точно столько же с запада на восток – от Куйбышевского водохранилища до окраинных восточных поселков. Приволжский район был южным, он прилепился к воде. Восточнее – огромный Советский район, далее к северу центральные районы – Вахитовский и Ново-Савиновский. Река Казанка, впадающая в Волгу, делила город на примерно две равные части. Севернее Казанки – Авиастроительный район, Московский, протяженный Кировский с огромным количеством рабочих районов и старых поселков. Масса исторических памятников, красивые здания, но к концу 80-х город выглядел уныло, благоустройством не занимались. Молодежь бросили на произвол судьбы, взрослые вкалывали, чтобы хоть как-то прокормить семьи. Район «Электроцентраль» я объезжал дальней дорогой. Остались в стороне выстроенные рядами «кишкообразные» высотки. По городу тащились переполненные автобусы и троллейбусы – хотя час пик еще не наступил. Легковых машин тоже хватало, у светофоров скапливались заторы. Путешествовать в машине было приятно, немного напрягали лишь посты гаишников, которых развелось довольно много. Днем уже было тепло, пригревало солнце, полностью растаял снег. Лучше бы не таял – вместе с асфальтом вскрывался прошлогодний мусор. Народ давился в магазинах – очередь торчала из вино-водочного, из булочной. Сквозь витрины универсама на улице Маркса было видно, как народ штурмует тележку с вареной колбасой.

В институт я заезжать не стал, проехал мимо. Вышел из машины у Центрального парка, прошелся по свежему воздуху. Здесь было сравнительно чисто, работали люди с метлами. Плакаты призывали работать эффективно и качественно, «Все на коммунистический субботник!» На эту надоевшую агитацию никто давно не реагировал. Идеология жила сама по себе, люди – сами по себе. Я побродил по дорожкам, посидел на лавочке, вспоминая детство. Мимо прошла компания подростков, покосилась на меня, кто-то притормозил – не докопаться ли хотят? Но я уже вышел из детского возраста, решили не связываться. Самый глазастый что-то заприметил за голыми ветвями, по толпе прошел гул, пацаны свернули на боковую аллею. Прогулки по городу превращались в хождение по минному полю. Один в поле не воин – что́ бы я о себе ни возомнил. Я вернулся на дорогу, зашагал к машине, припаркованной за остановкой.

От прогулки по Казани остался неприятный осадок. Свой район был милее. В пятом часу вечера я вернулся на Крутую Горку, сделал кружок вокруг района, по дорожке между клубом и футбольным полем выехал к